colontitle

Рояль с историей

Ирина Дозорова

Член Всемирного клуба одесситов пианист Алексей Ботвинов продолжил дело Татьяны Шиндлер и помог приобрести для одесской консерватории великолепный рояль «Steinway».

Одесской государственной музыкальной академии подарен рояль фирмы “Steinway”.Одесской государственной музыкальной академии подарен рояль фирмы “Steinway”.

Одесская государственная музыкальная академия готовится к проведению очередного Международного конкурса пианистов имени Э. Гилельса. Впервые музыканты, которые примут в нем участие, будут играть на роскошном рояле международного класса «Steinway». Элитный инструмент прибыл из Швейцарии. В комплекте также шел функциональный стул, чехол, специальные скобы для закрытия крышки.

Подарок от Шиндлер

Как-то в одной из швейцарских газет пожилая дама прочитала информацию о том, что Бернская консерватория подарила музыкальной школе имени П. С. Столярского рояль.

– Рояль – в Одессу! Великолепная идея, – сказала она.

– Но почему в детскую музыкальную школу, а не в консерваторию?

И эта мысль никак не покидала ее, потому что Татьяна Шиндлер, известный в Швейцарии меценат, давно мечтала завязать культурные связи с Одессой. Дело в том, что ее мама до революции жила в Южной Пальмире. Выехав поправить здоровье в Швейцарию, из-за событий в своей стране она уже не смогла вернуться на родину. Через какое-то время она вышла замуж за брата того самого Шиндлера, который во время войны спас сотни евреев из концлагерей. Бывшая одесситка часто вспоминала отчий дом, и Татьяна выросла на историях о необычном городе на берегу моря. Буквально за год-два до появления в печати заметки наша героиня со своей семьей была в Украине, в Одессе – и в консерватории. Вернувшись, рассказывала с восторгом о путешествии и с грустью – о состоянии страны, городов и, в частности, – музыкальных вузов и инструментов в них.

– Если Бернской консерватории удалось привезти в Одессу инструмент, значит, все возможно. Остается только собрать деньги, – повторяла госпожа Шиндлер.

– Мы организуем концерт, пригласим любителей музыки – меценатов и заинтересованных. Думаю, что мы сможем найти нужную сумму, – однажды заявила она.

150 тысяч долларов на покупку рояля

И началась работа по организации фонда «Рояль – Одессе». Почти год Таня Шиндлер (Tania Schindler) и Рут Хенсс (Ruth Henss) реализовывали свою идею подарить Одесской консерватории рояль. И не просто рояль концертный, а самой лучшей марки – «Steinway». Основная трудность в достижении цели проста и знакома каждому – деньги. Рояль стоит дорого, около 150 тысяч долларов. Почти год женщины рассылали письма меценатам и спонсорам, устраивали концерты. В конце сентября в одном из уютнейших залов Цюриха – в здании гильдии «Цур Майзен» состоялся великолепный концерт Нойми Шиндлер и Рустема Сайткулова. Результаты превзошли ожидания. Третья часть суммы была собрана. Но только третья! Одессит Алексей Ботвинов продолжил эстафету. 10 марта прошел концерт в другом знаменитом зале Цюриха – Semper-Aula. Весь сбор от концерта пошел в фонд «Рояль – Одессе».

Несколько слов о музыкантах, принявших самое активное участие в сборе денег

Нойми Шиндлер – французская скрипачка, урожденная швейцарка, бабушка которой родилась в Одессе, хорошо известна в музыкальном мире.

Рустем Сайткулов – тоже известный пианист, лауреат многих международных конкурсов – родился в Казани, сейчас живет во Франции.

И, наконец, одессит Алексей Ботвинов. Закончив Одесскую консерваторию и аспирантуру в Москве, Ботвинов стал лауреатом нескольких европейских конкурсов. Более десяти лет тесно сотрудничает с балетной труппой Цюрихской оперы. На вопрос: «Так где же Вы живете?» – Ботвинов ответил: – Одной ногой здесь, другой там. Половину года провожу в Цюрихе, четверть – в Одессе, оставшуюся четверть – на гастролях по всему миру…

Итак, два великолепных концерта в исполнении звезд мировой величины прошли в Цюрихе осенью 2005 г. и весной 2006 г. Весь сбор от них был направлен в Фонд «Рояль – Одессе».

Все произошло как в сказке

Ректор Одесской музыкальной академии Александр Сокол благодарит Татьяну Шиндлер.Ректор Одесской музыкальной академии Александр Сокол благодарит Татьяну Шиндлер.– Мы прослушали много инструментов, – рассказывает Таня Шиндлер. – Приобретение же рояля, который стоит сейчас на сцене Одесской академии, оказалось делом случайным; все произошло неожиданно, как в хорошей сказке. Несколько лет назад известный венгерский пианист Андрес Шифф выбрал этот инструмент в Гамбурге для великолепного зала «Гранд-казино Берн», и первый концерт на новом рояле Шифф играл в Берне. Знаменитый маэстро позволил себе расписаться на внутренней части инструмента – подпись до сих пор там. Спустя некоторое время другой пианист выкупил рояль для своего дома, но помещение оказалось мало для него. Эвалдас Пробст – настройщик, реставратор, узнав о поисках рояля для Одессы и услышав этот инструмент, сразу позвонил Тане Шиндлер.

– За последнее время я не слышал лучшего звучания, – сказал он.

Долгая дорога

Долгую, длящуюся почти три недели, дорогу из Берна в Одессу рояль пережил нормально (перевозку инструмента обеспечил известный одесский бизнесмен Борис Музалев). Но до того, как он занял свое место в музыкальной академии, благодарная Одесса приняла Таню Шиндлер и Эвалдаса Пробста. 23 - 30 мая швейцарцы и коллектив академии общались, ожидая прибытия рояля из таможни. Ректорат музыкальной академии 26 мая организовал встречу ученого совета с Таней Шиндлер, Эвалдсом Пробстом и одесским предпринимателем Гариком Щербаковым. На торжественном приеме в Большом концертном зале академии Татьяне Шиндлер был вручен диплом Почетного профессора Одесской музыкальной академии. Ей был посвящен концерт и многочисленные благодарственные высказывания в адрес ее и всех устроителей акции «Рояль – Одессе». Но сам рояль доставили из таможни позже – через несколько дней после отъезда швейцарцев. Когда рояль наконец-то прибыл в академию, инструмент на улице встречали десятки преподавателей и студентов, все они аплодировали.

Первый концерт в Одессе

15 сентября в Большом зале Одесской музыкальной академии состоялась торжественная презентация предмета дарения Татьяны Шиндлер и ее «соучастников». Зал был переполнен. Преподаватели, студенты, гости, одесские меценаты рукоплескали словам благодарности, произнесенным ректором академии Александром Соколом в адрес Тани Шиндлер и жертвователей из Швейцарии, Германии, Франции, Украины, Луизианы, Барселоны… Впервые при одесской публике ректор и Алексей Ботвинов подняли крышку элитного рояля. Прозвучал концерт, в котором участвовали Алексей Ботвинов, Александр Сокол, юные музыканты из школы им. проф. Столярского, лауреаты первого и второго международных конкурсов пианистов памяти Э. Гилельса, хор академии… Эвалдас Пробст любезно согласился подготовить «Steinway» к октябрьскому Международного конкурса пианистов имени Э. Гилельса, а заодно – «подлечить» другие рояли, находящиеся в Одесской музыкальной академии.

– Когда мы получили этот необычный подарок, в академии было около 90 роялей, «преклонного возраста». Они прекрасно подходили для процесса обучения, но мы не располагали инструментом, позволяющим принимать в академии музыкантов высокого класса, проводить международные фестивали, конкурсы, делать качественные музыкальные записи, – говорит ректор, профессор Александр Сокол.

Ирина Дозорова
Комсомольская Правда в Украине от 6 октября 2006

Образовательная разруха 1917-1920 гг. и создание Одесского института народного образования

Юлия Добролюбская, Андрей Добролюбский

Текст этой статьи — глава из книги "История Южноукраинского государственного педагогического университета имени К.Д. Ушинского", которая подготовлена к изданию в связи с его 190-летием.

Старопортофранковская, 26. Здание 2-й мужской гимназии — первое здание ИНОСтаропортофранковская, 26. Здание 2-й мужской гимназии — первое здание ИНОФевральская революция 1917 г., последующий октябрьский перево- рот и гражданская война привели сначала к немецкой оккупации, а затем к постоянному изменению властей в городе. В этих условиях Одесские высшие женские курсы (ОВЖК), как и другие вузы Одессы, могли работать лишь нерегулярно и эпизодически.

Ход и калейдоскоп событий, и бесконечная властная чехарда в Одессе в 1918-20 гг. абсолютно дезорганизовали систему образо- вания, робкие попытки Центрально- го Совета, Гетманата, Директории наладить эту систему не успевали осуществляться и оставались лишь на уровне деклараций и намерений. В те годы советская власть в Одессе устанавливалась трижды: с 14 янва- ря по 12 марта 1918 г., с апреля по август 1919 г. и, окончательно, — с 7 февраля 1920 г. Уже с марта 1919 г. большевики начинают проводить свою образовательную политику.

10 марта 1919 г. отдел высшей школы Наркомобразования Украи- ны утвердил "Временное положе- ние… об управлении высшими учеб- ными заведениями" (постановление № 8), по которому все они должны были вести работу в трех направле- ниях: научном, научно-учебном и образовательном. Должности рек- тора и проректора отменялись, а их функции выполнял назначенный Наркомобразования комиссар по делам высших учебных заведений. Своими действиями и решениями он должен был быть "образцом ре- волюционного творческого созна- ния пролетариата… образцом ком- мунистической дисциплины". "Вре- менное положение" вносило ради- кальные изменения в организацию управления высшей школой, кон- центрировало все руководство ею в руках советской власти.

В конце апреля 1919 г. в Одессу при- был уполномоченный Наркомобразо- вания Украины и начал реализовывать соответствующие мероприятия по реорганизации высшей школы в Одессе. Собрания комиссаров всех вузов города составляли Совет ко- миссаров высших учебных заведе- ний — РК ВУЗ. Одесское Губнаробра- зование, а затем РК ВУЗ возглавил из- вестный историк проф. Е.Н. Щепкин.

Евгений Николаевич ЩепкинЕвгений Николаевич ЩепкинЕвгений Николаевич Щепкин — профессор Новороссийского уни- верситета до 1905 г., известный ис- торик, общественный деятель, де- путат Государственной Думы, член партии кадетов. С 1920 г. — член РКП(б). "Большой эрудит, умелый руководитель, талантливый лектор, интересный собеседник и хороший старший товарищ", — характеризо- вал его профессор К.П. Добролюб- ский. С 1906 г. ему было отказано в штатной работе в Новороссий- ском университете за участие в ре- волюционном движении. Поэтому он занимал должность штатного профессора ОВЖК в 1906-1917 гг.

Известный математик В.Ф. Каган руководил научным отделом Губис- полкома, а заведующим отделом профобразования был будущий вы- дающийся физик И.Е. Тамм.

Совет комиссаров выпустил в июле первый и единственный но- мер своего журнала "Высшая шко- ла". "Твердым и непреклонным, — писалось в редакционном заявле- нии, — остается наш основной кри- терий — расстройство старой шко- лы и потребность создания новой пролетарской трудовой школы". Среди других материалов здесь бы- ли напечатаны статьи Е.Н. Щепки- на, Д.К. Третьякова, Н.Н. Ланге.

В Одессе на то время существо- вало пять высших учебных заведе- ний: университет, высшие женские курсы, высший международный ин- ститут, политехнический и сельско- хозяйственный институты. Реше- нием РК ВУЗ они были объединены в единый университет (сюда же во- шли женские медицинские курсы).

Руководство университета и его профессура оказывали сопротивле- ние и отказывались внедрять в жизнь мероприятия советской власти. Как свидетельствуют доку- менты "компетентных" органов на- чала 1920-х гг., "старая "непримири- мая" профессура активно себя не проявляет, стремясь действовать скрыто, противодействуя новым ме- тодам преподавания. Нездоровые отношения властвуют между [старой профессурой] и младшими советски настроенными преподавателями". В таких обстоятельствах губернским комиссаром образования было реше- но передать временное руководство университета Революционному сту- денческому совету (Ревстур), кото- рый существовал под надзором ко- миссара образования. Ректор, про- ректор, деканы с 27 апреля 1919 г. от служебных обязанностей освобож- дались. Совет университета прекра- щал свои заседания. "Проф. Евге- ний Щепкин, "комиссар народного образования", — писал И. Бунин, — передал управление университетом "семи представителям революцион- ного студенчества", таким, говорят, негодяям, которых даже и теперь днем с огнем не найти".

Вступительные экзамены были упразднены, проводились лишь собесе- дования по соответствующим дисцип- линам. Само слово "студент" в 1920-е годы употреблялось лишь по отноше- нию к тем, кто был студентом при преж- нем режиме. Для нового советского студенчества нашлось определение "вузовцы" (аналогичный, известный для тех времен термин "рабфаковцы"). Курсовая система и государственные экзамены ликвидировались. Факуль- теты выдавали лишь справки об окон- чании учебы. Все прежние научные звания отменялись — отныне все были преподавателями и ассистентами. Для поощрения к учебе был введен подготовительный семестр, открыты для желающих учиться все универси- тетские музеи и университетский бо- танический сад. Консультации давали Ю.А. Гапонов, А.Р. Прендель, Д.К. Третьяков. Организовывались публичные лекции, где среди других с докладами выступали литературовед Л.П. Грос- ман, медик В. Воронин.

16 июля 1919 г. комиссия Одес- ского поветового отдела народного образования под руководством А.Д. Станкова приняла постановле- ние о необходимости открытия в Одессе Украинского учительского института и "…ввиду важности во- проса возбудить об этом перед Гу- ботделом народного образования мотивированное ходатайство". По достоверным данным, в инсти- тут было принято 60 студентов и 13 преподавателей.

Но перед самим началом заня- тий, 23 августа, Одессу захватили деникинцы, которые свели на нет все начинания советской власти. Генерал Деникин был избран почет- ным членом университета, и нача- лось преследование тех профессо- ров (Е.Н. Щепкина, который был арестован, Н.Н. Ланге, К.П. Добро- любского), кто сотрудничал с боль- шевистской властью.

С 7 февраля 1920 г. большевики, окончательно утвердив свою власть в Одессе, начинают твердо прово- дить свою образовательную полити- ку. Одесский губернский и повето- вый отделы народного образования возглавили Я.П. Ряппо, В.Н. Потем- кин, А.Д. Станков, А.М. Панкрато- ва — в дальнейшем известные дея- тели советской науки и культуры. 23 февраля при Одесском губерн- ском отделе народного образова- ния был создан подотдел высшей школы. К его работе опять были при- влечены такие известные специа- листы, как В.Ф. Каган и И.А. Гибш.

Принципы нового образования были сформулированы В.И. Лени- ным и Программой РКП(б) сразу по- сле октябрьского переворота. "Зада- ние новой педагогики, — писал он, — связать учительскую деятельность с заданиями социалистической ор- ганизации общества". В связи с во- просом о приеме в вузы В.И. Ленин требовал уничтожить привилегии "для зажиточных классов", подчер- кивал, что "на первое место, безус- ловно, должны быть приняты лица из среды пролетариата и более бедно- го крестьянства", настаивал на со- крушительной борьбе с "сабота- жем", с теми, кто использует "силу знания как монополию богатых про- тив бедных". Партийные документы главным заданием в отрасли обра- зования провозглашали "открытие широкого доступа в аудитории выс- шей школы для всех, кто желает учиться, и в первую очередь для ра- бочих; привлечение к преподава- тельской деятельности всех, кто мо- жет там учить; устранение всех и всевозможных искусственных пре- град между свежими научными си- лами и кафедрой; материальное обеспечение студентов с целью пре- доставить фактическую возмож- ность пролетариям и крестьянам воспользоваться высшей школой".

С начала 1920 г. Наркомобразова- ния Украины развернул широкую дея- тельность по перестройке новой средней и высшей школы, улучшению подготовки специалистов. 24 февра- ля 1920 г. была разработана новая "Временная инструкция губернским отделам народного образования", в которой речь шла о введении ряда изменений в организацию деятель- ности высшей школы. Ею предусмат- ривалось образование в Украине ин- ститутов народного образования. По- становление от 3 мая 1920 г. о приеме в вузы дальше конкретизировало по- ложение основного документа.

В течение 1920-21 гг. усилия ру- ководства народного образования Одессы параллельно направлялись на возобновление работы Украин- ского учительского (педагогическо- го) института (открытие которого было впервые провозглашено в ию- ле 1919 г.), на ликвидацию Новорос- сийского университета и на реше- ние судьбы негосударственных учебных учреждений (Высших жен- ских курсов, Международного ин- ститута, Фребелевского института и некоторых других).

Учительский (педагогический) институт был открыт по приказу Губ- наробразования 1 апреля 1920 г. Его заведующий, проф. Р.М. Вол- ков, был должен "спешно разрабо- тать вопрос об организации при ин- ституте курсов для подготовки учи- телей для школ по ликвидации необразованности". Этот институт существовал четыре месяца, но, в сущности, так и не приступил к ра- боте. Была лишь сделана вялая по- пытка открыть учительские курсы в селе Исаево (в настоящее время Ананьевский район).

Высшие женские курсы были упразд- нены в июне 1920 г., а Новороссий- ский университет — еще в мае. Пер- вым шагом на пути полной его ликви- дации было отделение медицинско- го факультета (возникла Медицин- ская академия) и создание Физико- математического института (апрель 1920 г.). В мае были закрыты истори- ческий и юридический факультеты. На их базе возник Гуманитарно-об- щественный институт, который про- существовал два года и превратился в Институт народного хозяйства. Са- мостоятельными учреждениями ста- ли Научная библиотека, которую воз- главил известный ученый-психолог С.Л. Рубинштейн, и Ботанический сад. В 1921-1922 учебном году су- ществовал еще и научно-исследова- тельский Археологический институт (Архин), во главе которого стояли профессора Ю.Г. Оксман и С.С. Дло- жевский, и который состоял из двух отделений: археологического и архео- графического. Новороссийский уни- верситет перестал существовать.

Решение заседания Губнаробра- зования от 10 июня 1920 г. "О студен- тах ликвидированных юридического и историко-филологического фа- культетов Новороссийского универ- ситета, студентах Международного института, студентах экономическо- го отделения Политехникума" пре- дусматривало: "Ввиду недостатка культурных сил и тех заданий, кото- рые Губнаробразования ставит себе в ближайшем будущем, ввиду необ- ходимости использовать часть сту- дентов этих факультетов для созда- ния кадров подготовленных слуша- телей факультетов Педагогического института (факультеты дошкольно- го, школьного и внешкольного вос- питания) и Гуманитарно-обществен- ного института, возбудить хода- тайство перед Реввоенсоветом Юго- западного фронта о зачислении оп- ределенных кадров работников-сту- дентов историко-филологического факультета Новороссийского уни- верситета, студентов Международ- ного института и студентов экономи- ческого отделения Политехникума".

Относительно Фребелевского ин- ститута на заседании Губнаробразования от 18 июня 1920 г. было при- нято решение: "Передать Украин- ский Фребелевский институт в Пе- дагогический институт в с. Исаево в ведение отдела вузов для включе- ния в педагогический факультет".

Таким образом, вся "старая" сис- тема образования в Одессе была полностью разрушена.

Для выполнения упомянутой "Временной инструкции" об орга- низации институтов народного об- разования, в августе 1920 г. был создан "новый Институт Народного Образования (педагогический) (ИНО) с отделениями для подготов- ки учителей для учреждений до- школьных, внешкольных и школь- ных". Его ректором был назначен проф. Р.М. Волков.

Роман Михайлович ВолковРоман Михайлович ВолковРоман Михайлович Волков — про- фессор Новороссийского универси- тета, в 1920-1922 гг. был ректором Одесского ИНО, руководил кафед- рой российской литературы факуль- тета социального воспитания (впос- ледствии — педагогического инсти- тута). В кругу научных интересов Р.М. Волкова — история российской и украинской литератур, народное поэтическое творчество, этногра- фия, фольклоризм. Именно Р.М. Волков начал в отечественной науке системное психологическое исследование сюжета народной сказки. Ему принадлежат 152 науч- ных труда. Доныне проводятся Вол- ковские чтения, посвященные ис- следованиям в отрасли литературо- ведения и фольклоризма.

В ИНО влились Высшие женские курсы, Учительский (Педагогичес- кий) институт (что был основан в с. Исаево), Фребелевский институт, а в дальнейшем и структурные под- разделения разрушенного Ново- российского университета. Можно видеть, что Институт народного об- разования (ИНО) унаследовал луч- шие образовательные стандарты и традиции Педагогического инсти- тута, Одесских женских педагогиче- ских курсов, Одесских высших жен- ских курсов и Новороссийского университета.

Сначала ИНО разместился в поме- щении прежней второй мужской гим- назии по ул. Старопортофранков- ской, 26, где до сих пор находится главный корпус Южноукраинского педагогического университета, и в доме по ул. Манежной, 32. Позже, в 1921 р., ИНО был передан и главный корпус закрытого Новороссийского университета по ул. Дворянской, 2.

А.М.Де Рибас. Старая Одесса. Репринтное издание

В.А.Димов

А.М.Де Рибас. Старая Одесса. Репринтное издание, Изд-во "Димофф и К°", Москва, 1995.-480 с., илл., Формат 84 х 108/16, ISBN 5-89015-001-4А.М.Де Рибас. Старая Одесса. Репринтное издание, Изд-во "Димофф и К°", Москва, 1995.-480 с., илл., Формат 84 х 108/16, ISBN 5-89015-001-4Репринтное издание книги А.М.Де Рибаса "Старая Одесса" открывает одесскую серию книг издательства "Димофф и К°", посвященных двухсотлетию города. По жанру эта книга - первые "одесские рассказы".

Вступительная статья В.А.Димова

Классики и современники сказали об Одессе почти все. Но у нее столько "детей", и каждый из них любит "Одессу-маму" по-своему. Одних она одарила талантами, других - воспитала героями, третьих - сделала представителями романтических профессий. Всем, без исключения, щедро отдавала солнце и море, непревзойденный одесский юмор и оптимизм.

Но благоговение перед Одессой возникает не только в силу чувства благодарности. Это не просто праздник, который всегда с нами. Это исторически сложившийся опыт совместного проживания десятков наций и национальностей, гордо называющих себя одесситами. Это уникальный опыт демократизма, свободомыслия и неприятия искусственных форм жизни, которые заслоняют нам солнце. Обаяние Одессы как раз и заключается в том, что каждый одессит на любую проверку жизнью оказывается личностью независимо от социального статуса, возраста и профессии.

У каждого великого города своя судьба и своя философия. Мне представляется уместным напомнить афоризм любимого Одессой классика Оскара Уайльда: "Талант свой я отдал литературе, но гений - жизни". Коренная черта одесситов - философская вера в жизнь и ее ценности. Мы восторгаемся поэтами и художниками, когда их проповедь и судьба совпадают. Здесь такого же рода неразделенность. Полное отсутствие ложного пафоса. Взгляд на мир глазами Рембрандта и Бабеля: жизнь сурова, трагична, но прекрасна. Мы сделали свой выбор и пройдем путь свободных людей до конца. Поиски бессмертия в жизни, а не вне ее - эта философия делает неотразимыми самые короткие одесские фразы.

Я долго размышлял об истоках одесского менталитета. Хотелось подойти к этой проблеме не с точки зрения "местечковой философии" обывателя, которого так ярко описали Ильф и Петров, а оценить Одессу более критически, используя, например, юмористические приемы Марка Розовского. В результате получился довольно пестрый набор "положительных" и "отрицательных" черт Одессы:

Положительные черты:

Отрицательные черты:

Источник вдохновения для всех романтиков - от грека Геродота до "итальянца" Паустини.

Одесская мечта - Старая Одесса с пушкинской "грамотой на бессмертие" и порто-франко.

Демократия - когда вся Одесса смеется.

Цветущие каштаны на Дерибасовской.

Гениальные паузы Жванецкого.

Море.

Бельканто. Споры одесских "ученых": какой атаман основал Одессу - Грыцько Нечеса или Антон Головатый?

О проектах возрождения Одессы: Дюк де Ришелье гордился первыми стульями одесских мастеров, герои Ильфа и Петрова их реквизировали, сейчас делаем попытку вывезти мебель из Рио-де-Жанейро.

Эклектизм в искусстве: Потемкинская лестница с Морским вокзалом напротив. Юбилейные метаморфозы адмирала, или страшная месть княжны Таракановой. "Челночная" чума.

Однако мои симпатии и желание понять Одессу неизменно перевешивали мелочные антипатии. Я старался больше видеть и читать. Постоянно читал книги выдающихся писателей, которых я считал одесситами. Среди этих писателей для меня первое место всегда занимал автор первых одесских рассказов, автор "Старой Одессы" Александр Де Рибас.

У внимательного читателя книга Александра Де Рибаса непременно вызовет размышления о природе одесского менталитета. Истоки одесской духовности являются зеркальным отражением южнорусских окраин, заселенных в восемнадцатом веке запорожскими и черноморскими казаками, русским служивым людом и колонистами, переселенцами из Франции и Швейцарии, Италии и Германии и, кроме того, традиционно проживающими здесь болгарами и молдаванами, евреями и армянами. Этот международный перекресток на границе Европы и Азии, между Дунаем и Днестром был миром бессарабских диаспор. Оторванные от своих основных государственных образований местные жители имели столетние традиции мирного сосуществования и опыт взаимного обогащения культур. Это удивительное историческое и культурное явление я всегда называл бессарабским космополитизмом. Бессарабский космополитизм - один из источников одесского менталитета.

Важным источником одесских духовных ценностей являются традиции левантийской торговли греческой, армянской и еврейской диаспор. Левант - понятие историческое и географическое. Это Ближний и Средний Восток, мир торговых посредников, обслуживающих возникший со времен Марко Поло великий обмен товарами и культурой между Западом и Востоком. В важнейших торговых центрах левантийских маршрутов - Стамбуле и Кафе, Греческой Морее и Кипре, Ливане и Сирии -столетиями существовали торговые дома и купеческие династии, остро реагирующие на изменения конъюнктуры мирового рынка. Основание современной Одессы послужило для них сигналом, что эта "потемкинская деревня" призвана стать одним из конечных пунктов новых левантийских торговых путей. Отсюда фантастически быстрый рост торговых диаспор в Одессе и секрет ее экономического бума в прошлом веке. Примечательно, что в дни русско-турецких войн Одесса торговала с турками.

У истоков староодесского менталитета, безусловно, стояла и санкт-петербургская дворянская культура с ее вкусами, укладом жизни, свободомыслием, порожденным французской революцией и вдали от столицы проявившимся в особых формах. Выдающимся исследователем этого историко-психологического явления конца восемнадцатого - начала девятнадцатого века был Ю.М.Лотман. Он считал, что история проходит через Дом человека, через его частную жизнь. Не титулы, ордена или царская милость, а "самостоянье человека" превращает его в историческую личность.

К сожалению, только в последнее время историки стали отходить от традиционной схемы этапов свободомыслия в России: первенец русской свободы А.Н.Радищев - декабристы -Пушкин, Лермонтов, Гоголь. Появились публикации о заговоре Каховского против режима сумасбродного Павла I, о "Зеленой лампе", о центрах свободомыслия вокруг М.М.Сперанского и М.Ф.Орлова, об очагах семейного либерализма Кайсаровых, Бестужевых, Раевских, Тучковых, Столыпиных. Уместно напомнить также о том, что в 1826 году все русское общество ожидало от проконсула Кавказа оппозиционного генерала А.П.Ермолова выступления в поддержку декабристов.

Таким образом, дворянский либерализм эпохи не возник на голом месте, и его нельзя сводить к Южному и Северному обществам декабристов.

Становление Одессы также связано с деятельностью ярких дворянских индивидуальностей, в том числе из среды эмигрантов на русской службе. Прежде всего это основатели Одессы - испанец Де Рибас, французы Де Ришелье, Де Волан и Ланжерон. Исторические детали содружества этих людей наводят на мысль, что они усвоили главные уроки революции и теорию экономического прогресса.

Дружба, которая началась на бастионах Измаила, продолжалась многие годы. В 1797 году, когда павловские чиновники из морского ведомства закрыли экспедицию строительства порта и города Одессы, эта великолепная четверка "мушкетеров" употребила все свое влияние на то, чтобы доказать, что Одесса предпочтительнее Очакова. Благодаря протекционистской политике Дюка Де Ришелье под Одессой были образованы целые поселения колонистов из Швейцарии, Франции и Германии. Известно, что уезжая на родину, герцог рекомендовал Александру I в качестве своего преемника графа Ланжерона. Взаимоотношения этих первых одесситов с бессарабской и казачьей вольницей были отношениями взаимоуважения и взаимопонимания. Это и было проявлением реального демократизма.

Константин Георгиевич Паустовский считал книгу Де Рибаса лучшим пособием по Старой Одессе, настольной книгой одесских романтиков. Но суть ее не только в романтизме. Одесские рассказы Де Рибаса не похожи на одесские рассказы Бабеля и повести Катаева. Это рассказы о двух разных мирах, сосуществовавших в Одессе. В недоступном для юных героев В.Катаева призрачном "центре" города, открывающемся треугольником знаменитой Потемкинской лестницы, силуэтами двух полукруглых дворцов и маленькой фигуркой Дюка с античной рукой, простертой к морю, жили "богатые". Там, наверху, за Николаевским бульваром, был мир высших имперских учреждений и одесского дворянства, органов городского самоуправления, элитных учебных заведений и частных пансионов, имевших европейскую известность, купеческих контор и модных магазинов, фешенебельных гостиниц и ресторанов, театральных и литературных салонов, мир иных героев.

Для них - "богатых" - существовала и высокопрофессиональная сфера обслуживания - башмачники и белошвеи, комнатные живописцы, золотых и серебряных дел мастера, каретники, инструментные мастера, кровельщики, кузнецы, меховщики и одеяльщики, часовых дел мастера, шляпники, хлебники, колбасники и так далее. Обслуживание было на высшем уровне - такое же как в Лондоне и Париже, Афинах и Бухаресте, Варшаве и Санкт-Петербурге. Для такой жизни нужны были огромные богатства. Одесская знать, старая и новая, их имела. Она превратила Одессу в порто- франко, создала портовую, сухопутную и Тираспольскую таможни. Работа в таможне была почетна и привлекательна даже для людей типа младшего брата Пушкина - Льва Сергеевича.

Левантийские торговые дома были движущей творческой силой экономического процветания города. Имена одесских купцов Ефруси и Жульена, Ираклиди и Кумбари, Маразли и Порро, братьев Ралли и Стифелей, Рафало-вича и Моргулиса, Цукер-Беккера и Шейнца, и представителей многих других торговых династий были не менее известны, чем имена губернаторов, градоначальников, попечителей учебных заведений. Благодаря новаторскому духу первых поколений одесситов, протекционистской политике русских самодержцев, торговым возможностям нового порта на Юге России возник и быстро вырос прекрасный город. Как создавался неповторимый архитектурный облик города, как создавались дорогие сердцу каждого одессита памятники Старой Одессы, как начинались многие одесские традиции -об этом подробно и красочно пишет Александр Де Рибас в своей книге.

Но мне хотелось бы подчеркнуть торговые и культурные достижения Одессы за первые сто лет ее существования по материалам городских хроник девятнадцатого века (автором сохранена редакция подлинников):

1794 Основаны город и порт при Хаджибее.
1795 Хаджибей переименован в город Одессу.
1796 Учреждена биржа для международной торговли. Учреждены магистрат, таможня и карантины.
1804 Учреждена коммерческая Гимназия.
1806 Учрежден Институт для воспитания девиц.
1811 Учреждена транзитная дорога через Одессу.
1814 Немецкие колонисты из Герцогства Варшавского переселены в Бессарабию.
1816 Учреждено Греческое коммерческое училище.
1817 Учрежден Ришельевский лицей. Учреждено порто-франко.
1823 Учрежден Ботанический сад.
1825 Одессе дарованы права Уездного города. Учреждены в Одессе и Керчи музеи для хранения древностей.
1826 В Одессе учреждено Еврейское училище .
1827 На Николаевском бульваре установлен памятник Дюку Де Ришелье.
1828 Начало пароходства по Черному морю; 1-й пароход "Одесса". Учреждено Училище Восточных языков. Учреждено Общество сельского хозяйства Южной России.
1829 Учреждена публичная Городская библиотека. Учреждено Заведение минеральных вод.
1833 Учреждено общество акционеров для пароходного сообщения Одессы с Константинополем.
1838 В Одессе открыта Херсонская Духовная Семинария.
1839 Учреждено Общество Истории и Древностей.
1840 Открыто постоянное сообщение между Овидиополем и Аккерманом посредством парохода "Граф Воронцов".
1843 Установлено постоянное пароходное сообщение между Одессою и Константинополем на казенных пароходах-фрегатах "Одесса" и "Крым".
1846 Открыто пароходное сообщение между Одессою и Российскими Дунайскими портами до Галаца.
1848 Учреждена Вторая гимназия.
1849 Права Одесского порто-франко продлены еще на пять лет, то есть по 15-е августа 1854 года.
1850 Основано общество Одесских врачей.
1854 Права Одесского порто-франко продлены еще на три года. Учреждена линия электромагнитных сношений Одессы с обеими столицами.
1857 Отменены права порто-франко, которыми пользовался город Одесса в продолжении сорока лет.
1859 Учрежден комитет по учреждению мостовых.
1863 Учреждено Положение об общественном управлении г.Одессы. Учрежден Устав Общества Одесско-Киевской железной дороги. Установлен памятник светлейшему князю М.С.Воронцову.
1864 Открыла действие Одесская городская распорядительная дума. Высочайше повелено взамен Ришельевского лицея учредить в г. Одессе Императорский Новороссийский Университет, открыв его 1 мая 1865 года.
1865 Учреждено Общество изящных искусств.
1866 Введено газовое освещение.
1867 Высочайше утвержден Устав Одесского Общества Взаимного Кредита.
1869 Устройство городской почты. Введение Нотариального положения.
1872 Открытие Бессарабско-Таврического Земельного банка. Открытие Днестровского водопровода. В Одессе произведена однодневная перепись населения.
1880 Открытие первого участка линии конно-железной дороги от угла Ришельевской и Почтовой до дачи Ланжерон.
1881 Учреждено городское Общество взаимного страхования имущества.
1886 Учреждение бактериологической станции.
1889 Открытие памятника А.С.Пушкину.
1893 Освещение линии парового трамвая из Одессы в Хаджибейский лиман. Открытие телефонного сообщения для публики между Одессою и Николаевым.

Книга Александра Де Рибаса в целом отличается высокой степенью достоверности, хотя следует отметить явную недооценку в предыстории Одессы роли светлейшего князя Г.А.Потемкина, родоначальника "потемкинских деревень", а также своеобразный исторический идеализм в оценке Осипа Михайловича Де Рибаса. Деятелей, стоявших у истоков основания Одессы, я бы отнес к историческому типу "первых одесситов".

Их деятельность протекала на фоне освоения громадных просторов южных окраин России. Колонизация края проходила с участием иностранных гастролеров и авантюристов со всей Европы. Многие из них нашли здесь свою судьбу: "делали деньги", строили флоты и города, занимались обучением русской армии и местного населения, покупали земельные участки и становились землевладельцами.

Психологические корни "первых одесситов" следует искать в авантюрном характере эпохи Пола Джонса и Де Рибаса, космополитических традициях Бессарабии, в последовательных попытках включить Одессу в мир Леванта с его системой человеческих ценностей, в своеобразии одесского очага Санкт-Петербургской дворянской культуры с "кодексом чести", заимствованным у французских д'артаньянов и британских денди.

Ключевыми фигурами среди "первых одесситов" - основателей и творцов Старой Одессы - были Г.А.Потемкин, как родоначальник градостроительства на Юге России (согласно легенде, по распоряжению "светлейшего" в Хаджибее были построены церковь, казармы, госпиталь и тюрьма), Де Рибас, Де Волан, Де Ришелье и А.ФЛанжерон. По иронии истории ни об одном из них до сих пор нет толковой биографии, кроме весьма скромных статей в старом энциклопедическом словаре Брокгауза-Ефрона. По каждому из них существует масса легенд и небылиц, а иногда и просто сплетен. В лучшем случае некоторые романисты представляют их положительными героями с мелкими слабостями.

Наш современник У.С.Моэм в книге своей жизни "Подводя итоги" писал: "Когда писатели начинали изображать пестроту, которую они обнаруживали в самих себе или других, их обвиняли в клевете на человечество. Насколько я знаю, первым, кто сознательно пошел на это, был Стендаль... Куда проще составить мнение о человеке и, чтобы не думать долго, наклеить на него ярлык "молодчина" или "мерзавец". Не очень приятно узнать, что спаситель Отечества - скряга или что поэт, открывший нам новые горизонты, - сноб. Из врожденного эгоизма мы судим о людях по той их стороне, которая повернута к нам самим".

Именно с этих позиций автор считает необходимым дать оценку ключевым фигурам "Одессианы". Не подменяя "пестроту" событий и характеров отбором положительных черт, использовав для этого все достоверные источники и не превращая биографию в детектив или любовный роман.

Немногие знают, что герои XVIII века и творцы Одессы впервые попали в большую литературу задолго до Пушкина. Речь идет о том, что Седьмая и Восьмая песни "Дон Жуана" Байрона посвящены знаменитому событию XVIII века - штурму Измаила в 1790 году, а Девятая и Десятая - похождениям Дон Жуана на русской службе и при дворе Екатерины.

Существует литературная версия о том, что прообразом Дон Жуана для Байрона послужил волонтер русской армии юный герцог Де Ришелье. К сожалению, А.С.Пушкин в годы южной ссылки был знаком только с первыми четырьмя песнями "Дон Жуана", и мы не имеем пушкинской оценки поздних песен, посвященных подвигам будущих основателей Одессы.

Карикатурная, малопоэтичная характеристика Г.А.Потемкина в "Дон Жуане" очень напоминает печально известную эпиграмму А.С.Пушкина на М.С.Воронцова и, думается, была сделана Байроном по подсказке. Только в случае с Потемкиным роль "подсказчиков" сыграли Кастельно и Тук - авторы книг о России и Екатерине II, написанных в жанре антироссийских памфлетов.

Во многих потемкинских начинаниях на Юге России можно увидеть удивительное сочетание прожектерства и реализма, романтизма и трезвости, государственного ума и пикантного поведения, сделавшего его надолго героем многочисленных анекдотов, в которых факты прочно срослись с вымыслом.

Потемкин был автором "греческого проекта", направленного на уничтожение Турции и возложение короны нового Константинопольского царства на одного из внуков Екатерины П. Когда стал очевиден крах этой внешнеполитической авантюры, он и его сподвижники стали закладывать на Черноморском побережье города с греческими названиями -Екатеринослав, Херсон, Севастополь, Николаев, Овидиополь, Одессу, проявив абсолютное невежество в области исторической географии. Но это были уже не пресловутые "потемкинские деревни".

Апофеозом путешествия Екатерины II в 1787 году был вид Севастопольского рейда с эскадрой из 15 больших и 20 мелких судов. Херсонская крепость, построенная сподвижником "светлейшего", двоюродным дедом А.С.Пушкина Иваном Абрамовичем Ганнибалом, вызвала удивление даже у видавших виды иностранных послов. Действовали николаевские верфи. К сожалению, Г.А.Потемкину не удалось построить в Екатеринославе университет и консерваторию. Прерваны были переговоры по приглашению в Россию великого Моцарта. Но город стал реальностью еще при жизни первого генерал-губернатора Новороссийского края.

Потемкин умел исправлять допущенные ошибки и перекосы в политике колонизации. Спустя двадцать лет после уничтожения Запорожской Сечи он восстановил казачество в виде екатеринославских и черноморских казачьих войск, получив в 1790 году от императрицы титул гетмана этих войск.

Но главными заботами "светлейшего" были армия и флот. Роль Г.А.Потемкина нельзя сводить к "рационализациям" - он уничтожил пудру, косички и пукли, ввел легкие сапоги, организовал интендантские службы. Он разделял прогрессивные военные взгляды своих современников П.А.Румянцева и А.В.Суворова и вел упорную и систематическую работу во главе Военной коллегии по реформе армии.

Князем Потемкиным была выдвинута целая плеяда выдающихся государственных и военных деятелей, которые определили судьбу России на целые десятилетия вперед. Только сегодня стали появляться научные публикации, свидетельствующие о том, что Г.А.Потемкин вполне профессионально защищал свои взгляды и планы в области кораблестроения, строительства портов, фортификации, имел первоклассную информацию о военных и технических достижениях западноевропейских государств от своих многочисленных корреспондентов за рубежом.

И в личной жизни князь Потемкин был полон противоречий. С одной стороны, неустрашимый характер, презирающий опасность. Большое личное обаяние и редкая по тем временам склонность к юмору. Щедрость в отношении заслуг и талантов. И в то же время - приступы лени и меланхолии, скандальное женолюбие, расточительность, азиатская роскошь, причуды избалованного фаворита.

Г.А.Потемкину не повезло в историографии. Сначала создали определенный образ иностранные мемуаристы и писатели-памфлетисты, представив этаким прожектером, родоначальником "потемкинских деревень". Затем над памятью и телом покойного надругался полусумасшедший Павел I. Для А.С.Пушкина Потемкин был одной из самых интересных личностей восемнадцатого века, человеком-легендой. "Светлейший" является главным героем застольных анекдотов Пушкина.

Попытки издателя "Русского Архива" П.И.Бартенева в прошлом веке подготовить материалы для объективной оценки роли "светлейшего" не были поддержаны биографами. По-прежнему анекдот господствовал над исторической правдой. Большевики снесли памятник Потемкину в Херсоне, но их "потемкинские прожекты" приобрели куда более скандальный характер. Спасибо Валентину Саввичу Пикулю, который вернул новым поколениям этого исторического исполина.

Основатель Одессы, Де Рибас родился в Неаполе в 1749 году в семье кузнеца, испанца из Барселоны. Его судьба очень напоминает авантюрный или детективный роман. И чем меньше биографического вымысла - тем ярче интрига.

Будущий русский адмирал начинал службу офицером неаполитанской армии. Вскоре он отправился в Ливорно, где тогда с особой миссией находился Алексей Орлов. Здесь он был принят на русскую службу лейтенантом одного из кораблей эскадры. Фон Гельбиг утверждает, что Де Рибас помог погубить печально известную "дочь" Елизаветы - княжну Тараканову и был послан в Петербург с известием, что она в руках Орлова. Затем он оставался в Петербурге, став гофмейстером молодого Бо-бринского, сына императрицы, сопровождал его в заграничном путешествии. Был воспитателем в кадетском шляхетском корпусе, но предпочел военную карьеру. В тридцать лет получил престижную должность командира Мариупольского карабинерского полка.

В 1788 году во время осады Очакова Де Рибас был дежурным генералом Г.А.Потемкина. Светлейший сделал его контр-адмиралом после того, как ему надоели взаимные интриги и вражда двух "очаковских адмиралов" - Пола Джонса и Нассау-Зигена. Молодой адмирал предложил поднимать со дна Очаковского лимана потопленные турецкие гребные суда, устанавливать на них мелкокалиберные пушки и использовать их в качестве десантных кораблей. Новое дело горячо поддержали Г.А.Потемкин и А.В.Суворов.

1789 год - "звездный час" Де Рибаса. Тогда еще никто не мог предполагать, что взятая корпусом контр-адмирала "крепостца" Хаджи-бей через пять лет начнет новую жизнь в качестве военно-торгового порта Одессы.

В 1790 году Де Рибас командует гребной флотилией на Дунае. Именно Де Рибас настоял на повторном штурме крепости Измаил в зимнюю кампанию 1790 года. По его настоянию ставка Г.А.Потемкина направляет к Измаилу А.В.Суворова. Суворов одобрил план штурма крепости, предложенный Де Рибасом. Контр-адмирал принимал участие в штурме крепости, командуя гребной флотилией и десантом. В ожесточенных боях внутри крепости Де Рибас проявил личную храбрость и самообладание. Во главе двух батальонов морских гренадеров, одного батальона егерей и тысячи человек черноморских казаков он атаковал редут Табия, который защищал сам губернатор. Это была кульминация штурма. После ожесточенной схватки редут был взят, а губернатор сдался на милость "Рибас- паше".

Через два дня после взятия крепости контр-адмирал Де Рибас дал большой обед на своем флоте, "при сильной пальбе из всех пушек", - отмечает участник событий.

Роль Де Рибаса при штурме Измаила достойно оценили современники. Суворов дал высокую оценку действиям адмирала, заявив, что с Де Рибасом он готов на самое отчаянное мероприятие - высадку сорокатысячного десанта у стен Стамбула. Императрица пожаловала герою орден Св.Георгия второй степени. Отголоски международного признания можно найти в "Дон Жуане" Байрона.

После Ясского мира с Турцией Де Рибас участвовал в создании новой оборонительной линии на Юге России. Рескриптом Екатерины II от 27 мая 1794 года на него - сподвижника Г.А.Потемкина - было возложено строительство нового военного и торгового порта на месте Хаджибея - будущей Одессы.

В историографии существует несколько тенденций в оценке личности и роли Де Риба-са в событиях конца восемнадцатого века. Первая - негативная - идет от его современника, секретаря саксонского посольства фон Гельбига, и завершается в работах Казимира Валишевского. Эти историки ищут в Де Рибасе "злодея", напарника Алексея Орлова по "делу княжны Таракановой", авантюриста и расхитителя казны, самого законспирированного участника заговора против Павла I. Другая школа, главным образом, историки А.В.Суворова, склонны видеть в Де Рибасе и других современниках второстепенных актеров исторического театра восемнадцатого века. И, наконец, существует "одесская школа" краеведов и историков, которые идеализируют безусловно незаурядную личность Осипа Михайловича Де Рибаса и приписывают адмиралу "подвиги", которых он порою не совершал.

Давайте сохраним "пестроту" изображения Де Рибаса - человека, Де Рибаса - героя, Де Рибаса - основателя Одессы.

По всей видимости, Де Рибас пользовался абсолютным доверием и авторитетом у Потемкина еще со времен взятия Очакова. Именно Де Рибас проявил инициативу в создании нового для русской армии рода войск - морских гренадеров, которые успешно использовались при взятии целого ряда турецких крепостей, в том числе Хаджибея и Аккермана. Под Измаилом Де Рибас играл роль партнера Суворова, хотя формально ему подчинялся. Участвовал адмирал и в заключительном сражении при Мачине под руководством князя Н.В.Репнина.

Рибас был сыном своего времени. Он приехал в Россию делать карьеру и сделал ее. Ему пришлось поменять много военных профессий, но прежде всего он был дипломатом и политиком. В зависимости от придворной конъюнктуры он с откровенным цинизмом примыкал к партиям победителей - клану Орловых, князю Потемкину, последнему временщику императрицы П.А.Зубову и, наконец, графу Куше-леву, фавориту Павла I, который всю "зубовскую команду' отдал за казнокрадство под суд, а самого князя Платона выслал за границу. О хитрости и ловкости Де Рибаса ходили легенды. А.В.Суворов как-то сказал о Кутузове: "Его и Рибас не обманет". Так же как и М.И.Кутузов, Де Рибас высоко зарекомендовал себя в качестве дипломата. По настоянию императрицы он был включен в состав делегации во главе с графом Безбородко, которая заключила мирный договор с Турцией в Яссах.

После смерти князя Потемкина по рекомендации Де Рибаса с письмом в Санкт-Петербург был направлен бывший сотрудник "светлейшего" Адриан Моисеевич Грибовский. Ему было двадцать шесть лет, но несмотря на молодость этот бывший студент Московского университета имел все задатки Остапа Бендера восемнадцатого века. Адриан Грибовский понравился фавориту и вскоре по его рекомендации был назначен статс-секретарем императрицы, и фактически возглавил собственную канцелярию Новороссийского генерал-губернатора и начальника Черноморского флота.

Вскоре сам Де Рибас, Адриан Грибовский и молодой дипломат-итальянец Альтести составили "теневой" кабинет П.А.Зубова. Все они были своими людьми при дворе императрицы и в последние годы ее царствования именно этот "триумвират" готовил важнейшие политические, административные и финансовые решения. Адриан Грибовский впоследствии писал в своих воспоминаниях, что в числе других дел, находящихся на контроле, был одесский проект, и подчеркивал настойчивость адмирала и "свое усердное ходатайство" перед Зубовым и императрицей по этому проекту. Серия рескриптов императрицы по одесскому проекту была подготовлена Адрианом Грибов-ским и подписана у государыни.

После смерти Екатерины II "грянул гром" над головами членов "теневого" кабинета. В 1797 году Платон Зубов был отставлен и выслан за границу, его польско-литовские поместья и замки конфискованы. Альтести арестован и посажен в Киевскую тюрьму, а Грибовский - в Петропавловскую, а затем в Шлис-сельбургскую крепость. Все они были обвинены в коррупции, злоупотреблениях и казнокрадстве. Всплыло злополучное "одесское дело", и над Де Рибасом нависла угроза опалы. Но судьба хранила адмирала. В последние годы жизни он был назначен на высшие административные посты - генерал-кригс-комиссаром, начальником лесного департамента, руководителем проекта по укреплению Кронштадта.

Как сообщает К.Валишевский, Де Рибас примкнул к заговору Палена-Зубовых. Неожи-даную отставку Палена он воспринял как крах заговорщиков, перенервничал и в декабре 1800 года, за три месяца до убийства императора, умер в пятидесятилетнем возрасте.

Версии о злодействе, коварстве и злоупотреблениях Де Рибаса бытуют вот уже двести лет. Но давайте разберемся без "патриотических" эмоций в сути вопроса.

Во-первых, документов об участии Де Рибаса в "деле Таракановой" ни в каких архивах не обнаружено. Гельбиг мог создать сплетню, которая со временем переродилась в историческую традицию.

Во-вторых, и до, и после Де Рибаса многие его современники попадали под подозрение в казнокрадстве, но в судебном порядке были оправданы. Например, основатель современного Измаила Сергей Алексеевич Тучков целых двенадцать лет ждал судебного решения о том, что он не присваивал добычи из захваченных в 1812 году армией П.В.Чичагова замков польских магнатов Радзивиллов, и был полностью реабилитирован. Малороссийский генерал-губернатор Н.Г.Репнин-Волконский, брат известного декабриста, был реабилитирован судом посмертно.

Екатерина II, создав систему фаворитизма, сквозь пальцы смотрела на фантастические суммы, потраченные Потемкиным на строительство портов и военных сооружений, "малые дворы" в Екатеринославе и Яссах. В эти годы сказочно обогатились не только фавориты, но и такие люди, как Кутузов и Суворов. Де Рибас не был исключением. Но павловская "перестройка" обогнала правовое сознание общества, классифицировав в качестве злоупотребления то, что еще вчера было нормой жизни.

И, наконец, на драматических событиях 1797 года лежит тень последнего фаворита императрицы. Он не был "бессеребренником" и кончил свою жизнь в буквальном смысле как "скупой рыцарь", перебирая в подвалах своих литовских и курляндских замков сокровища, подаренные матушкой Екатериной и украденные им из казны. П.А.Зубов был идеологом махинаций и злоупотреблений, и он же, в современном смысле этого слова, подставил своих сподвижников.

У Де Рибаса было много врагов и при жизни, и после смерти. Как правило, это были люди из Морского ведомства, в силу сановных и профессиональных амбиций не воспринимавшие "сухопутного адмирала". Либо историки, выполняющие социальный заказ и готовые все "грехи" новой русской знати типа Зубовых возложить на полуиностранца. Но этот человек сложной и неординарной судьбы достоин того, чтобы его оценили в человеческом измерении. И оценив, многое простили и воздали должное как крупному военному и политическому деятелю России, основателю Одессы.

Близкий друг и сподвижник Де Рибаса, брабантский дворянин, военный инженер Де Волан (Де Воллан) перешел на русскую службу в 1787 году. На полях Брабанта (Бельгия и примыкающие к ней области Голландии) в кровавых битвах оттачивали военное искусство великие предшественники Суворова и Наполеона. Именно здесь отрабатывались принципы военно-инженерной науки, отцом которой был маршал Вобан.

Де Волан пришелся ко двору. Его личные и инженерные качества высоко оценили современники - Де Рибас, Суворов, Потемкин. Он участвовал в осаде и взятии Аккермана, Бендер, Измаила. Под руководством Суворова Де Волан участвовал в штурме предместья Варшавы - Праги в 1794 году. По представлению фельдмаршала был произведен в инженер-полковники.

Дальше был "бум" на Де Волана. В 1795 году наш герой активно строит крепости и города на Юге России: Фанагорию, Ахтиар (Севастополь), Овидиополь, Тирасполь, Григорио-поль, Вознесенск, Одессу.

Строительство не обходилось без приключений. В 1795 году Де Волан оказался в центре сенсационного археологического события, на которое откликнулась лондонская и парижская пресса, русские поэты Державин и Бобров. Возводя укрепления Овидиополя, военные строители наткнулись на остатки древнего захоронения в каменном ящике. Тотчас родился слух, что найдена могила самого Овидия. И хотя вскоре специалисты убедились, что это не так, Франц Павлович долгие годы считал себя пионером археологии на Юге России.

Конечно, главным делом жизни Де Волана была Одесса. Он был автором проекта военно-торгового порта и города. Без тени преувеличения можно сказать, что начало Одессы в значительной степени было положено характером и гением этого человека. Когда в 1797 году экспедиция строительства порта и города Одессы была временно закрыта, генерал-майор Де Волан демонстративно подает в отставку. В этот период им очень много было сделано в части расчетов и защиты преимуществ Одесского порта в Морском ведомстве.

В дальнейшем Де Волан вновь принят на службу в Департамент Водных коммуникаций в чине генерал-лейтенанта. В этой роли Франц Павлович приобрел известность как автор проектов строительства Мариинской и Тихвинской водных систем, чисткой Днепровских порогов и построением на них шлюзов с обводными каналами. Отечественная война 1812 года застала Де Волана Главным директором Департамента Путей сообщения. В 1814 году императором Александром I он был назначен членом Комитета Министров.

Большинство проектов Де Волана носило ярко выраженный экономический характер: организация вывоза малороссийского зерна через Одессу, создание новых водных торговых путей, способных оживить экономику старых российских провинциальных центров, улучшение судоходства по Днепру. Он по натуре был реформатором и строителем. Его оценила только Одесса, но не вполне оценили историки России, которой он преданно и с большой пользой служил на протяжении трех десятилетий и в эпоху расцвета, и годы испытаний.

Российско-французский государственный деятель, реальный основатель Одессы, Арман Эмманюэль Дю Плесси, герцог Де Ришелье и Де Фронзак (1766-1822) - был потомком знаменитого кардинала Ришелье, основоположника абсолютизма во Франции. Естественно, что в этой семье выше всего ценилась преданность правящей династии - Бурбонам. Получив блестящее образование, молодой Ришелье путешествует по Европе. Находясь в Вене, он знакомится со своим сверстником - Карлом де Линем. Отец де Линя сопровождал Екатерину II и императора Иосифа II в знаменитом путешествии 1787 года в полуденные края Юга России и Тавриду и был близко знаком с князем Потемкиным. Молодые люди жаждали славы и приключений, и по рекомендации старшего де Линя в 1789 году были направлены волонтерами в ставку Потемкина. Третьим в этой компании был близкий друг Ришелье Ланже-рон, впоследствии преемник Ришелье, херсонский военный губернатор. Молодые волонтеры быстро сошлись с контр- адмиралом Де Риба-сом и военным инженером Де Воланом.

Полковник Де Фронзак вместе со своими друзьями принимал участие в штурме Измаила, проявив незаурядное мужество. Однако, события во Франции вскоре потребовали его присутствия дома. В единоборстве Старого Порядка и Революции король Людовик XVI явно проигрывал. Молодой роялист предложил королю поддержку состоянием и шпагой и, как свидетельствуют биографы, боролся с Революцией до конца.

Русская императрица предложила герцогу сформировать в Приазовье два полка из французских эмигрантов для борьбы с Революцией. Этот проект не был доведен до конца как по политическим, так и по финансовым причинам. Но с этого времени Де Ришелье стал знатоком Юга России, того края, губернатором которого ему предстоит стать спустя несколько лет.

Ришелье не мог принять новой Франции. Подобно многим тысячам французских аристократов он в 1795 году эмигрировал в Россию. Кратковременная попытка пойти на компромисс с Наполеоном успеха не имела. На протяжении почти двадцати лет Ришелье честно и верно служил России, императору Александру I, которого боготворил.

Вообще, надо сказать, что французские эмигранты встретили в России самый достойный прием (спустя столетие так же достойно Франция встретила российскую эмиграцию). Многие эмигранты стали дипломатами и военными, участниками проводимых в начале царствования Александра преобразований. Достаточно вспомнить известного дипломата, земляка Наполеона и его личного врага Поццо-ди-Борго, генералов Ланжерона и Сен-При, героев Отечественной войны 1812 года, военного строителя Де Волана. В этом ряду герцог Де Ришелье занимает, безусловно, самое видное место как государственный деятель, крупный экономист и администратор.

Назначив в октябре 1802 года Де Ришелье военным губернатором и градоначальником Одессы, Александр I своим рескриптом наделил Дюка обширными полномочиями. Ришелье вел все вопросы административного, хозяйственного, торгового, таможенного, финансового и судебного характера, получив право непосредственного общения с Государем. Все бюрократические проволочки, характерные для русской администрации того времени, были таким образом устранены.

Для ускоренного строительства порта и города Ришелье принял беспрецедентное для чиновников решение - он совмещал должности губернатора края и градоначальника Одессы, установив ее местом своего постоянного пребывания. Ни военные действия, ни обвалы морского берега в районе порта, ни чума -ничто не останавливало целеустремленного Дюка. Впоследствии он с гордостью писал в своих мемуарах: "Когда я в 1803 году прибыл в Одессу, то насилу мог в течение 6 недель достать для себя одну дюжину самых простых стульев; причем мне пришлось ее выписать из Херсона; в 1813 году из Одессы в Константинополь было отправлено мебели на 60 000 рублей; причем мебель была не хуже той, которая изготавливается в Москве или Петербурге".

Торговля хлебом, как основной источник развития города, была главной заботой герцога. Он постоянно указывал купцам, что удержать и завоевать новые рынки можно не столько количеством, сколько качеством. В администрации были службы, которые осуществляли контроль за качеством вывозимых и ввозимых товаров. Идеи Дюка Де Ришелье об изменении старых левантийских маршрутов в пользу Одессы (отказ от торговли со Смирной в пользу Синопа - черноморского партнера Одессы), идея порто-франко были реализованы уже при его преемниках.

Аграрное кредо Дюка характеризует следующий эпизод. Раздавая землю колонистам, он постоянно напутствовал их заученной русской фразой: "Сажайте, скрещивайте и поливайте".

Эммануил Осипович Ришелье, как и его знаменитый прадед, был последовательным сторонником главенства государственных целей и власти монарха. Главная социальная опора государства - дворянство. Но дворянство вне службы - бремя для государства и не заслуживает привилегий. Источники богатства нации -наука, торговля и земледелие. Эти политические идеалы Дюк де Ришелье практически воплощал на своей второй родине.

Крестница герцога Александра Осиповна Смирнова-Россет в своей автобиографии, написанной не без помощи очевидцев "одесского чуда", приводит выразительные оценки деятельности этого удивительного человека. "Ришелье был великий человек, все, что он оставил и что не успели испортить, было прекрасно", - сказал ей отец Павловский в 1867 году. Другой очевидец отметил, что все, что герцог приобрел в России, он оставил в Одессе. Он жил при почти неограниченном содержании очень экономно. Своему адъютанту Стемпковскому, будущему археологу, он оставил свою дачу и 150 тысяч рублей, богатейшую библиотеку - будущему Ришельевскому лицею, 10 тысяч рублей -основанному им сиротскому дому.

Вернувшись на родину по приглашению Людовика XVIII, герцог дважды -в 1815-1818 и 1820-1821 годах - был премьер-министром Франции, ее представителем на Венском (1815) и Аахенском (1818) международных конгрессах. И здесь Де Ришелье продемонстрировал качества выдающегося государственного деятеля. Благодаря его гибкости и личному обаянию сумма выплачиваемых Францией государствам-победителям финансовых требований была снижена с 1390 до 240 миллионов франков. В Аахене был также решен вопрос о досрочном выводе всех оккупационных войск с территории Франции, в том числе и русского оккупационного корпуса под командованием М.С.Воронцова.

Более скромные успехи ожидали герцога на поприще внутренней политики. Общество было расколото на два лагеря - роялистов и бонапартистов. И хотя сам Наполеон угасал на острове Святой Елены и не представлял прямой опасности для режима Бурбонов, спор шел уже не о личностях, а о принципах конституционного переустройства послевоенной Франции. Против новой конституции выступали как ультра-роялисты, так и крайне левые.

Премьер-министр Де Ришелье выступал с позиций умеренных роялистов и центра. Он предостерегал крайне правых сторонников короля от террора и насилия в отношении своих сограждан. Но страна и общество были еще расколоты настолько, что его попытка создать социальную и политическую опору для центристских сил успеха не имела. С уходом Ришелье с политической арены Бурбоны уже неуклонно скатывались к своему краху, завершившемуся Революцией 1830 года.

Преемник герцога Де Ришелье граф Лан-жерон - относительный долгожитель среди своих друзей: Де Рибас умер в 1800 году, Де Волан - в 1818, Де Ришелье - в 1822, а Ланжерон - в 1831 году.

Начав военную карьеру волонтером под Измаилом в 1790 году, Ланжерон стал профессиональным военным, дослужившись до чина генерала от инфантерии. Так же как и Де Ришелье, он входил в интимный круг друзей Александра I, вел с ним переписку. Пользовался полным доверием Николая Павловича, который назначил его членом Верховного уголовного суда над декабристами. Был близко знаком с Пушкиным, как передает Бартенев, "мучил Пушкина чтением своих стихов и трагедий". На посту Новороссийского генерал-губернатора был в основном исполнителем идей, выдвинутых его предшественником Дюком Де Ришелье. При нем в Одессе были учреждены порто-франко и Ришельевский лицей. А.О.Смир-нова-Россет подчеркивает в своих мемуарах его рассеянность, расточительность и привычку громко говорить то, что он думал, и приводит остроумные светские анекдоты о генерале.

Ланжерон - активный участник войн с Наполеоном. Возглавлял одну из колонн российской армии в Аустерлицком сражении 1805 года. Корпус, которым командовал Ланжерон в армии адмирала Чичагова в 1812 году, не очень удачно действовал при Березине, позволив Наполеону выйти из почти неминуемого окружения.

Но надо отдать должное Александру Федоровичу Ланжерону: его не смущали военные неудачи, тем более, что личной вины генерала в указанных событиях не было. В "битве народов" под Лейпцигом в 1813 году войска Лан-жерона сыграли видную роль в разгроме французов. Ланжерон был вновь обласкан императором и щедро награжден. Его имя увековечено в русском мемориальном храме, построенном в юбилейном 1913 году под Лейпцигом.

Ланжерон интересен и как автор до сих пор полностью не переведенных мемуаров, хранящихся в Париже. В них он ссылается на разговоры с опальным Паленом, главой заговора против Павла I. Не исключено, что именно Пален сообщил близкому другу Де Ри-баса генералу Ланжерону какие-то подробности об участии адмирала в заговоре. Возможно, что мемуары Ланжерона были использованы Казимиром Валишевским в его серии романов-биографий по русской истории.

Особую роль в становлении Одессы, превращении ее в столицу юга России сыграл граф Михаил Семенович Воронцов. И хотя он не принадлежит к плеяде основателей города, его многообразная реформаторская деятельность в течение тридцати лет составила целую эпоху в жизни старой Одессы. Его отношения с А.С.Пушкиным, а точнее, - отсутствие каких-либо отношений, были скорее всего реакцией светского человека на многочисленные любовные увлечения жены. И известные пушкинские эпиграммы в адрес Воронцова никоим образом не могут повлиять на объективную оценку этой по-своему яркой личности, выдающегося государственного и военного деятеля.

Личность М.С.Воронцова уникальна для крепостнической России. Вряд ли можно было найти в российской армии генерала такого уровня образованности и государственного кругозора. Его отец, Семен Романович Воронцов, русский посол в Лондоне, предоставил сыну возможность получить в Англии лучшее по тем временам образование.

Рано выбрав для себя военную карьеру, Воронцов участвовал практически во всех войнах первой половины XIX века, закончив карьеру на Кавказе светлейшим князем, генерал- фельдмаршалом, кавалером всех российских и многих иностранных орденов.

Его первая встреча с Наполеоном состоялась в 1807 году в Тильзите, когда полковник Воронцов, командовавший парадным строем батальона гвардейского Преображенского полка, был представлен императором Александром властелину Европы.

На бородинском поле, когда левый фланг 2-й Западной армии князя Багратиона был практически прорван превосходящими силами французов, только контратака сводной гренадерской дивизии Воронцова спасла положение. По выражению самого М.С.Воронцова, его гренадерская дивизия "исчезла на поле боя", то есть практически была уничтожена. Во время схватки сам командир дивизии был тяжело ранен в левую ногу и вынесен с поля сражения. Подвиг генерала Воронцова был воспет Жуковским.

М.С.Воронцов, находясь на излечении в своем поместье во Владимирской губернии, учредил за свой счет госпитали для раненых солдат и офицеров. Эта благотворительная акция позволила вылечить и поставить в строй 40 офицеров и 300 человек низших чинов. Сам М.С.Воронцов вернулся в ряды действующей армии только при Березине.

В заграничном походе русской армии М.С.Воронцов сформировался как крупный военачальник. Ему поручались самые трудные операции, связанные с тесным взаимодействием с союзниками. Известны очень лестные отзывы о нем профессиональных военных - наследного принца Шведского, бывшего наполеоновского маршала Бернадотта и прусского фельдмаршала Блюхера, будущего героя Ватерлоо.

М.С.Воронцов участвовал в знаменитой "битве народов" под Лейпцигом в 1813 году, блокировал корпус маршала Даву в Гамбурге. "Звездный час" Воронцова - сражение при Краоне, где он со своим корпусом выдержал натиск самого императора Наполеона и спас-армию Блюхера. Сражение стало переломным в кампании 1814 года, и вскоре союзные армии стремительно двинулись на Париж. За Краон М.С.Воронцов был удостоен ордена Св.Георгия 2-й степени.

В 1815 году в период "Ста дней" русский экспедиционный корпус вновь был двинут через Богемию и Баварию во Францию. На пути к Рейну Барклай и Воронцов получили известие, что Веллингтон и Блюхер при Ватерлоо поставили точку в наполеоновской легенде. После Венского конгресса Воронцов в 1815-1818 годах возглавлял русский оккупационный корпус во Франции. Примечательно, что в этот период М.С.Воронцов встречался с вернувшимся из эмиграции на родину герцогом Де Ришелье, одесским Дюком. Не исключено, что светские разговоры об Одессе повлияли на дальнейшую судьбу М.С.Воронцова. В мае 1823 года граф Воронцов был назначен Новороссийским генерал-губернатором и полномочным Правителем Бессарабской области.

Отношение декабристов и Пушкина к умному либералу М.С.Воронцову было настороженным. Однако, его знатность и громадное состояние, близость к Александру I и Николаю I, подчеркнутый британский дендизм, не могут заслонить тех очевидных фактов, что его корреспондентами были самые просвещенные люди России, что он был одним из авторов идеи отмены крепостного права "сверху", что он подбирал себе сотрудников не по сословным, а по деловым и профессиональным качествам.

Канула в лету эпоха "первых одесситов" и современников Пушкина. Одесса отметила первый столетний юбилей. Она была четвертым городом в империи после Петербурга, Москвы и Варшавы, торговой столицей Юга России. Потом были "окаянные дни" революции и... катастрофа. Старая Одесса как древняя Атлантида была поглощена социальной стихией. Остался памятник Дюку Де Ришелье, знакомый всем архитектурный ансамбль Старой Одессы, не стало "старых одесситов". Переполненные пароходы вывозили творцов Старой Одессы в зарубежье. Это были не только богатые. Это была одесская интеллигенция. Наступали новые времена. Новые герои.

Моя дорога к Бессарабии и Одессе начиналась с Измаила. Для меня это был процесс, не примечательный особыми событиями. Веселую науку Одессы мне преподали природа и люди Бессарабии, где прошли мои юные годы, и сам город, который я часто посещал. Этот период был пронизан духом исторической романтики, которую я заимствовал у своих школьных наставников. У каждого из нас своя Одесса. Моя Одесса оказалась романтической бездной. А если долго смотреть в бездну, бездна начинает смотреть в тебя. Появилась внутренняя необходимость поделиться своими мыслями об Одессе и ее людях.

Из памяти детства. 1954 год, начало после-сталинского переселения народов. Наша семья переезжает из Владикавказа в Измаил, на родину отца. Едем через Ростов и Одессу. В девятилетнем возрасте впервые вижу знаменитый вокзал с его фонтаном и "золотыми" рыбками, Дюка Ришелье и Потемкинскую лестницу. После буйного и ворчливого Терека - ласковое и приветливое море весенней Одессы.

Измаил 50-х представлял собой тихую провинциальную гавань, в которой только знаменитый памятник, музей и центральный проспект А.В.Суворова напоминали о бурном героическом прошлом. Широкие каштановые аллеи, сходящиеся у памятника Суворову, уютные улочки многочисленных особняков с "виноградными садами", розами и георгинами всех оттенков придавали городу неповторимый колорит.

Праздниками в жизни города были парады Морского экипажа и Дунайской военной флотилии. По проспекту Суворова торжественным маршем в белой парадной форме проходили чеканным шагом моряки. Кипели золотом боевые награды и офицерские кортики. Гремела медь военных оркестров. Вечерами под мелодии венских вальсов упоительно танцевала молодежь.

Значительными событиями в жизни города были очередные "подвиги" секретаря обкома, знаменитого партизана Алексея Федоровича Федорова, дважды Героя Советского Союза. Этот уникальный человек, выдающийся организатор партизанского движения в годы войны, сев в административное кресло, боролся с социальной несправедливостью партизанскими методами. Федоровская нагайка была грозой торговцев и спекулянтов местного Привоза. Повышение цен на продукты первой необходимости, овощи и фрукты немедленно пресекалось руководителем-партизаном.

В этом городе прошли мои школьные годы. Взрослея, я стал понимать, что живу в особой стране - Бессарабии. Фамилии моих многочисленных друзей и одноклассников звучали для меня как иностранные: Абели и Рено, Бра-шеваны и Боцу, Цыбатовы и Карамавровы. Процесс моей наивной космополитизации был завершен просьбой бабушки не называть ее Степанидой, потому что ее греческое имя -Стефания, и заявлением, что ее сыновья закончили Белградскую королевскую гимназию. Тогда это звучало внушительно и призвано было вызвать уважение к традициям европейской культуры и образования.

Мой одесский космополитизм берет начало с близкого знакомства и дружбы с тремя замечательными людьми: Семеном Лазаревичем Абелем ("Абелем"), Арнольдом Александровичем Лещинером ("Арнольдом") и Сергеем Ивановичем Кирилюком.

Абель был знатоком русской классической литературы. Мы, школьники, с восторгом слушали чтение наизусть глав "Евгения Онегина" и отрывков из "Героя нашего времени". Глубину впечатлений усиливала демонстрация в классе бывших для нас в диковинку первых изданий русских классиков из личной коллекции Семена Лазаревича. Это был совершенно особый эффект "вживания" в эпоху и магической близости к классикам.

Впервые из уст Абеля мы услышали отрывок из "Путешествия Онегина":

Я жил тогда в Одессе пыльной...
Там долго ясны небеса,
Там хлопотливо торг обильный
Свои нодъемлет паруса;
Там все Европой дышит, веет,
Все блещет югом и пестреет
Разнообразностью живой.
Язык Италии златой
Звучит на улице веселой,
Где ходит гордый славянин,
Француз, испанец, армянин,
И грек, и молдаван тяжелый,
И сын египетской земли,
Корсар в отставке, Морали.

Эти пушкинские строки буквально завораживали нас. Только впоследствии я узнал, что современник и друг А.С.Пушкина одесский поэт В.И.Туманский назвал строфы из "Путешествия Онегина", посвященные Одессе, пушкинской "грамотой на бессмертие".

Абель привил нам любовь не только к классике. Внеклассные чтения и литературные семинары подарили радость общения с книгами В.Катаева и И.Бабеля, приблизили к нам мир блистательной столицы края - Одессы. До сих пор считаю, что повесть "Белеет парус одинокий" В.Катаева является одним из шедевров русской прозы. Мир Пети Бачея и его друзей был близок нам, измаильским мальчишкам, которые непонаслышке были знакомы с садами и виноградниками пыльной бессарабской степи, лиманами и морем. И сегодня точные художественные описания природы Бессарабии у Катаева вызывают у меня ностальгические настроения. И не надо было, мне кажется, Валентину Катаеву "записываться" в литературную школу И.А.Бунина. В лучших своих произведениях Катаев сам по себе большой литературный мастер с редким, первозданно эллинским восприятием красоты мира.

Арнольд был моим наставником по детско-юношеской спортивной школе. Это был мир чемпионов королевы спорта - легкой атлетики -и теннисных кортов. Наиболее близкие к Арнольду люди знали его как человека энциклопедических интересов, исключительного обаяния, поэта и тонкого знатока музыки. После интенсивных тренировок, на которых апробировались фантастические методики Арнольда, мы, уставшие, но счастливые, слушали музыку. С этих встреч имена Энрико Карузо и Марио Ланца, Леонида Утесова и Петра Лещенко, Элвиса Пресли и сестер Берри неразрывно связаны для меня с культурой Одессы и Бессарабии. Зачастую музыкальные вечера проходили в Межрейсовом доме отдыха моряков, где всех нас радушно принимал хозяин - мой дядя М.Т.Димов, главный переводчик Дунайского пароходства, близкий друг Арнольда.

К Сергею Ивановичу Кирилюку, историку-краеведу, учителю соседней школы, автору книги об Измаиле, я пришел за консультацией как начинающий коллекционер. Сергей Иванович был счастливым обладателем двух знаменитых книг: каталога монет античного Причерноморья одесского нумизмата Бурачкова и книги М.И.Ростовцева "Скифия и Боспор". После этого визита вся моя пионерская коллекция с благословления мамы, Ольги Васильевны, была торжественно передана в фонды измаильского музея А.В.Суворова, а Михаил Иванович Ростовцев, историк и археолог с мировым именем, стал моим юношеским кумиром. Меня всегда в его книгах поражало искусство реконструкции исторических событий на основе анализа внешне незначительных фактов.

Я начинал подготовку к поступлению в университет, читал греческих и римских историков. Мы спорили с Сергеем Ивановичем об исторической достоверности сведений по античному периоду Бессарабии и Одессы.

В связи со столетием Одессы в 1894 году и Бессарабской области в 1912 году, появились труды и статьи, в которых авторы пытались писать историю края "от скифов и греков". До сих пор из книги в книгу, из путеводителя в путеводитель кочуют легенды о никогда не существовавших на территории Измаила, Одессы и Херсона греческих колониях. Да, были античные города Западного Причерноморья, в том числе Ольвия и Тира, Истрия и Кал-латия, Томы (Томис) и Одесс. Это подтверждают эпиграфические и археологические источники. Этого уже достаточно для античного краеведения. Все остальное - легенды.

У меня сохранилась измаильская рукопись Сергея Ивановича - "Одесса Эсхата и ее соседи в древности". Историк-романтик считал, что Одессу Эсхату, то есть Дальнюю, в отличие от Одесса Фракийского, основали милетцы после неудачной попытки восстания против персов в VI веке до н.э. Эти события описаны "отцом истории" - Геродотом. С.И.Кирилюк называл милетские поселения на Западном Понте первой в истории диаспорой. "Одессе Эсхате и ее соседям повезло, - говорил он, -потому что первые переселенцы были носителями высокой цивилизации городов греческой Малой Азии - родины Гомера и Геродота, Фа-леса и Гераклита, Эзопа и Гиппократа". Вопреки мнению одесского археолога начала века В.Гошкевича, Сергей Иванович утверждал, что Одесса Эсхата не была поглощена морем. "Древняя Одесса ждет своего Шлимана", - любил повторять он.

Нашим общим героем был Митридат VI Евпатор, понтийский царь, великий противник Рима. Какими только эпитетами не сопровождались споры о нем - "великий, как Александр", "гениальный, как Ганнибал". Все вызывало в нем восхищение - и дерзость его планов в войнах с римлянами, и личное его мужество, и трагическая судьба. Удивляли такие черты его личности, как знание двадцати двух языков, систематическое употребление ядов по традициям восточных деспотов, коллекционирование греческих манускриптов и произведений искусства. Сергей Иванович считал Ми-тридата вождем восстания народов Малой Азии, Греции и Северного Причерноморья против римских агрессоров. "Если бы Митридат, Спартак и Серторий объединились, мировая история могла быть другой", - говорил он.

Особый интерес у С.И.Кирилюка вызывала романтическая судьба Овидия. В 8 году н.э. римский император Август отправил в ссылку на берега Понта в город Томы поэта Публия Овидия Назона, автора "Любовных элегий", "Науки любви" и "Метаморфоз". Прямо или косвенно сульмонский изгнанник был связан с репрессиями стареющего императора в отношении дочери и внучки - Юлии Старшей и Юлии Младшей - за их недостойный, с точки зрения официальной морали, образ жизни.

В действиях самого Августа сквозила растерянность и трагичность. Пятнадцать лет гражданской войны привели его на вершины власти. Но начав ее в качестве защитника идей своего приемного отца - Юлия Цезаря, он установил в стране режим принципата, идеологом которого был соперник цезарианцев Помпеи. Защищая "римские добродетели" от Антония и Клеопатры, Август был поставлен перед фактом отхода молодежи от римских ценностей, в том числе своей семьи, самых близких к себе людей. Как это часто бывало в истории, начались поиски виновных. Правда, репрессии Августа уже ничем не напоминали жестокую эпоху гражданских войн. Типичным наказанием стала ссылка.

Овидий в ссылке пишет "Скорбные элегии" и знаменитые "Послания с Понта". Поэт очень тосковал по Риму. Однако, его не простил ни Август, ни его наследник Тиберий. Поэт умер в 18 году н.э.

Только в послепушкинский период археологами было установлено точное местонахождение города Томы. Поэтому легенда об Овидии в Бессарабии, подкрепленная археологическими "находками", еще долго волновала романтиков.

Я помню, как воодушевился Сергей Иванович, когда я ему подарил книгу румынского автора О.Дримбу "Овидий, Поэт Рима и Том". С этого времени у него появилась мечта посетить Констанцу-Томис, увидеть единственный в Европе памятник поэту и "саркофаг Овидия" в местном археологическом музее.

На мой взгляд, самыми смелыми и интересными выглядят гипотезы моего измаильского наставника об императоре-путешественнике Адриане и "темных веках" Западного Причерноморья.

С именем Адриана был связан расцвет так называемого Греческого Возрождения. Суровые критики осуждали прогреческие взгляды и образ жизни императора, который впервые со времен Александра Великого стал носить бороду. А ведь "паршивый гречишко", как называли его критики, был самой интересной личностью на императорском троне Рима - как писатель, художник, путешественник. Во время своего двухлетнего путешествия на Восток он посетил Илион (Трою), города Пропонтиды. В маршрут путешествия, по романтической версии С.И.Ки-рилюка, должен был входить знаменитый остров Ахилла (ныне остров Змеиный) в Западной части Понта Эвксинского. Отголоском этих путешествий стало исследование моря Арриа-ном, греческим писателем и придворным географом императора. Сохранился "Перипл Понта Эвксинского" с описанием острова Ахилла. "Если бы Адриан посетил Одессу Эсхату, он превратил бы ее в подлинную Пальмиру", - говорил Сергей Иванович.

Эпоха "темных веков", согласно автору измаильской рукописи, началась с Великого переселения народов. Кто пришел на смену греческим колонистам Одессы Эсхаты - сказать трудно. Геты, гунны, славяне? Но к концу тысячелетия не исключено образование здесь поселения типа Тмутаракани на Таманском полуострове (бывшая Гермонасса). В "Слове о полку Игореве" есть глухие намеки на Тмутаракань в районе низовий Дуная. Сергей Иванович считал, что "Тмутаракань" не имя собственное, а тип поселения.

Абель, Арнольд и Сергей Иванович воспитали во мне романтическое отношение к Одессе. Известно, что романтизм - тип эстетического отношения к действительности. Говорят, это плохо, потому что каждый человек должен пройти в своем развитии три стадии личности: романтическую, моральную и религиозную. Некоторые не проходят. И пусть будет так, иначе мир будет скучен. Прекрасно, что Пушкин, "умнейший человек России", не стал тайным советником, Гейне - не стал купцом, а Шли-ман нашел свою Трою.

Из моих наставников С.И.Кирилюк, может быть, отличался наибольшей экстравагантностью взглядов. Он чем-то напоминал мне русского писателя-романтика Вельтмана, чьи взгляды оценивались критиками как "археологический мистицизм". Его исторические фантазии не совпадали с тем, чему нас обучали в школе. Но я благодарен ему за то, что он научил меня видеть события и их героев с нестандартных позиций.

Шли годы. Я не стал ни историком, ни одесситом. Но судьба упорно возвращала меня к одесской теме. Во время прохождения срочной службы в городе Сталинграде она меня столкнула с бывшим командующим 51-й армии Сталинградского фронта Трофимом Каллиловичем Коломийцем. Я рассказал ему об отце, Александре Трифоновиче, который с боями прошел путь от Бессарабии до Сталинграда, не успев даже получить нормальный советский паспорт. Военная служба полуиностранца была не из легких...

Для меня впервые стала понятна роль Ивана Ефимовича Петрова, выдающегося военачальника, одного из организаторов обороны Одессы, Севастополя и Северного Кавказа, близкого друга Коломийца. Сам Трофим Кал-лилович также принадлежал к генералам, нелюбимым Сталиным, которые как бы выпадали из официальной советской историографии.

Вспоминая оборону Одессы, бывший чапа-евец с явным интересом вспоминал психическую атаку румын 23 августа 1941 года на позиции защитников города. Румыны шли, как кап-пелевцы в известном фильме: офицеры с шашками наголо, солдаты с винтовками наперевес, парадным строем, в сопровождении военного оркестра. Кончился этот "парад смерти" как в известном фильме.

В дни двухсотлетия Одессы я по приглашению своего бессарабского друга, ныне профессора Мюнхенского университета Льва Цы-батова побывал в Германии. Господин Цыба-тофф, зная мою привязанность к поэту-романтику, философу и композитору Фридриху Ницше, предложил посетить его родину Рёкен, что неподалеку от Лейпцига. Мы, выходцы из Одессы и Бессарабии, посетили Мемориал Ницше в дни довольно скромного празднования стопятидесятилетия со дня рождения пророка XX века, кумира многих художников, поэтов и политиков. Немцы из Рёкена сказали, что мы были единственными русскими посетителями в юбилейном году, и были очень удивлены, узнав, что их великий земляк писал романсы на стихи Александра Пушкина.

Здесь, в Лейпциге - одном из центров европейского книгоиздательства - спонтанно родилась идея издания серии книг, посвященных двухсотлетию Одессы. Никто из нас не мечтал стать автором, хотелось издать известные вещи одесских писателей, и сделать это со вкусом. В нашу издательскую программу тотчас же были включены "Старая Одесса" А.М.Де Рибаса, книга о жизни и творчестве А.С.Пушкина в Одессе.

Я поделился этой идеей со своим московским другом А.В.Гловацким. Анатолий Васильевич имеет все основания считать Одессу, наряду с Херсоном, своим родным городом. Он закончил в свое время Одесский политехнический институт. Сейчас А.В.Гловацкий - известный в правительственных кругах России и Украины человек. По-прежнему влюблен в Одессу. Я получил от него моральную и практическую поддержку. Издание стало реальностью.

Более сложными оказались отношения с Одессой и одесситами. Реакция на первые контакты была однозначной:

"Димов, Димоф, Димофф... Что-то такого не помнят на нашей магале. Знаменитого тренера Арнольда помним. Помним его учеников - чемпионов Одессы, Украины и всего мира. Саньку Чадаева уважали особо. Он все по заграницам ездил. Силен был как Заикин. Но справедлив к пацанам. А Димова... - нет, не помним. Вы шо, хочете говорить за всю Одессу? А зеленый костюм, голубой жилет и желтые ботинки примеряли?.."

Другие собеседники высказывались в более осторожной форме:

"Одесса - не просто город, это особый мир, со своим дантовым Адом, Раем и, что очень важно, Чистилищем. Мы согласны с Вами, что подлинные одесские традиции и ценности почти утонули в анекдоте. Но с засильем примитивизма можно бороться только смехом. А писать смешно о значительных вещах очень трудно. Современная Одесса имеет здесь свои достижения. Одесский анекдот и другие "легкомысленные" жанры в большей степени разрушали коммунистическую утопию, чем все тайные операции ЦРУ".

Контакты с живой, неунывающей Одессой обогатили мои представления об этом городе. Первоначальная идея обретала стройность и убедительность. Да, Старая Одесса была торговой столицей империи и эталоном здоровых общечеловеческих ценностей, крупным культурным центром на русской ниве. Но и современная Одесса имеет свою ярко выраженную судьбу. Перефразируя известного русского философа Н.А.Бердяева, можно смело утверждать, что Одесса и одесситы честно выполнили свой долг перед страной и мировым сообществом, с начала и до конца боролись против самой, как казалось, непобедимой социальной утопии двадцатого века.

Завершить свой очень пристрастный рассказ об Одессе я хотел бы, вернувшись к пушкинской теме, - маленьким этюдом о счастье.

Наполеон был счастлив в Тильзите. Так заявил он своему секретарю Лас-Казасу на острове Святой Елены, и нет оснований сомневаться в его искренности. Байрон был счастлив в Венеции. Об этом свидетельствуют его письма. Пушкин был счастлив в Одессе.

Среди родных и близких лиц, с которыми прощался умирающий Пушкин после роковой дуэли на Черной речке, был и Василий Андреевич Жуковский, "ангел-хранитель" и поэтический наставник лицеиста Александра Пушкина. Глядя на уже тонущее в сумеречном тумане заплаканное лицо друга, умирающий поэт вспоминал, как Жуковский вместе с Карамзиным и Тургеневым спас его от почти неминуемой ссылки на Соловки, как переживал, получая противоречивые вести о нем, своем любимце, из Бессарабии и Одессы.

Ах, Одесса! Он был счастлив в этом городе. Тринадцать счастливых месяцев на Итальянской улице, в гостинице Рено, на дачах друзей и знакомых. Этот город был почти его ровесником. Они вместе росли, он уезжал из Одессы вполне сформировавшейся личностью - первым среди русских поэтов. Море, музыка Россини, балет, нехарактерное для России обилие байронических лиц, многоязычная и пестрая одесская публика очаровали его на всю жизнь. И она, Элиза, "принцесса де Бельветрил". Взгляд его еще раз остановился на Жуковском, запекшиеся от лихорадки губы шептали ее любимые стихи:

Не белеют ли ветрила, Не плывут ли корабли...

Гул моря постепенно затихал. Коралловое многоцветье парусов медленно поглощалось свинцовыми облаками. Корабли уходили за горизонт.

ВЛАДИМИР ДИМОВ
Москва - Одесса - Лейпциг, 1994 год

ОГЛАВЛЕНИЕ

1) Взятіе Хаджибея.-Основание Одессы.-Первый крестный ходъ 22 Августа 1849 г

2) Еще объ основаніи Одессы 22 Августа 1794 г

3) Де-Рибасъ, де-Воланъ, Ришелье и Ланжеронъ

4) Дерибасовскій садъ

5) Дача герцога Ришелье-Дюковскій садъ

6) Черты интимной жизни Ришелье

7) Софьина елка 42

8) Последній изъ Разумовскихъ

9) Городской ломбардъ въ 1800 году, или три тысячи греческихъ апельсинъ

10) Яшка Дерибасъ

11) Русское купечество. Иванъ Петровичъ Чуриловъ-Отцы і дети

12) Театръ временъ Пушкина

13) Пушкинъ и Амалія Ризничъ

14) Театральныя воспоминанія

15) Танцующая Одесса

16) Пожаръ театра

17) Черный трагикъ

18) Аделаида Ристори

19) Николай Карловичъ Милославскій

20) Скрипачъ Консоло

21) Странности артистовъ (Мешковъ, скрипачи Ап. Контскій, Консоло, Де-Ла-Раншере.- Одноногій танцоръ Донато.-Престидижитаторъ Вель.- Фабрикантъ - фокусникъ Питансье. - Родольфъ.- Прежніе каламбуристы)

22) Садъ Форкатти, Лелевъ и Горева.-Еще о Милославскомъ

23) Изъ міра загадочнаго. (Поэтическая Одесса.-О башмачке привиденія.- Таинственныя явленія въ доме Гагарина.-Одесскія катакомбы.- Сонамбулизмъ и магнетизмъ. - Столоверченіе. - Художникъ Плисъ.-Ночное приключеніе съ карикатуристомъ Треско)

24) Жизнь и типы Дерибасовскаго сада

25) Русская опера Бергера съ "галерки" театра "Эрмитажъ"

26) Чудакъ Зиминъ

27) Обрядъ публичной казни

28) На Чумной горе

29) Смерть поэта (Турнефоръ)

30) Филиппъ Пелагеичъ и птица на Успенской церкви

31) Мои учителя (Одесское Коммерческое училище.-Р. В. Орбинскій.-Вобстъ.- Рупневскій.- Ж. Брюни.-Дель-Бубба.-Г. Е. Афанасьевъ.-Беркевичъ.-Чепинскій)

32) Математикъ Штейнъ

33) Страничка изъ исторіи газ. "Правда"

34) Илья Ильичъ Мечниковъ и его одесскіе друзья

35) Старые дома.-Театральная площадь.-Бульварные типы

36) Юные дни. Институтки. Говоръ и пеніе Одессы. Судьба одесскихъ женщинъ

37) Вилье-де-Лиль-Адамъ

38) Дамы, молодежь, салоны, еще бульварные типы

39) Семенъ Степановичъ Яхненко

40) Шестидесятые годы

41) Хрустальный дворецъ

42) Винные погреба (Погребъ Корэ.- Песни Беранже. - Сирьякъ.- Cintina con diversi vini - Гарибальдійцы.- Кароссо.-Покинтеста.- Роджеро.- Ланжеронъ)

43) Гастрономія въ прошломъ.- (Апельсины, рожки, погреба на Греческой, Маріяни, помидоры, италіанскія блюда.-Прежніе базары.-Красный переулокъ.-Греческое казино.-Рестораторы: Отонъ, Каретъ, Паскаль.-Русская кухня.-Поминальные дни)

44) Прежніе люди, прежніе нравы. - (Рельефная карта Одессы. Мосты Сабанеевскій и Строгановскій.-Мостъ самоубійствъ.-Польская улица.-Феликсъ де-Рибасъ.-Первая торговля хлебомъ.-Чумаки. - Обедъ на мешкахъ. - Мой отецъ М. де-Рибасъ. - Редакція "Journal d'Odessa"- Итальянецъ Витоло.- Царская милость.- Макароната на Маломъ фонтане)

45) Старые портреты (Фотографы Гаазъ, Федоровецъ, Хлопонинъ, Мигурскій. - Супруги Кальбицъ.- Карлъ Гаазъ.- Ф.Тритенъ.- А. Шапеллонъ.- Дж. Гарибальди. - Треско и его карикатуры.- Н. Н. Мурзакевичъ. - Беккеръ. - Проф. Брикнеръ. - Братья Ф. и Г. Брунъ. - Ботаникъ Нордманъ. - Д-ръ Качковскій.- Маразли въ молодости. - Прежнія женщины)

46) Тоска по пыли - (Одесская пыль.- Прежнее солнце.- Ночь на бульваре. - Саранча. - Водосточныя канавы. - Торговецъ лимонами. - Погромъ. - Хлебные магазины.- Вечная молодость)

47) Сергей Ивановичъ Сычевскій

48) Григорій Григорьевичъ Маразли

49) Прежніе пансіоны: - Хотовицкаго, Ришельевской гимназіи и другіе

50) Другъ Ришелье (Карлъ Яковлевичъ Сикардъ)

 1794 — 1994: Потаенные романы Пушкина 1823-1824

В.А.Димов

1794 — 1994: Потаенные романы Пушкина. 1823-1824, Составитель, автор статей и комментариев В.А.Димов, Изд-во «Димофф и К°», Москва, 1996, 592 с., илл., формат 84х108/16, Тираж 10000, ISBN 5-89015-002-21794 — 1994: Потаенные романы Пушкина. 1823-1824, Составитель, автор статей и комментариев В.А.Димов, Изд-во «Димофф и К°», Москва, 1996, 592 с., илл., формат 84х108/16, Тираж 10000, ISBN 5-89015-002-2

«Потаенные романы Пушкина. 1823 — 1824» - вторая книга одесской серии издательства "Димофф и К°", посвященной двухсотлетию города. Эта книга литературных гипотез и хорошо забытых исторических сенсаций, раскрывающих внутренний мир А.С.Пушкина как человека, мыслителя и художника. В книге использованы подлинные свидетельства эпохи, редкие гравюры и литографии.

От издателя

Первое знакомство А.С.Пушкина с Одессой состоялось 16-17 сентября 1820 года во время переезда из Крыма в Кишинев. В книге рассматривается основной одесский период жизни и творчества поэта с 3 июля 1823 года по 1 августа 1824 года, те самые тринадцать счастливых месяцев, окутанные легендами и до сих пор еще полные загадок и тайн.

СОДЕРЖАНИЕ

От издателя
БЕССАРАБИЯ ГЛАЗАМИ РОМАНТИКОВ
А.С.Пушкин. К Овидию
Д.Г.Байрон. Дон Жуан штурмует бастионы...
А.Ф.Вельтман. Бессарабское воспоминание

РОМАН 1
ИТАК Я ЖИЛ ТОГДА В ОДЕССЕ...
Ф.Ф.Вигель. Воронцовская Одесса глазами очевидца...
В.В.Вересаев. Пушкин в жизни
Т.Г.Цявловская. Храни меня, мой талисман...

РОМАН 2
ВЛАСТИТЕЛИ ДУМ

АНДРЕ ШЕНЬЕ
Андре Шенье. Последние стихотворения
Т.Карлейль. Французская революция. Царство террора
А.С.Пушкин. Андрей Шенье

РУССКИЙ КАЛИГУЛА
А.С.Пушкин. О Екатерине II
А.Ф.Ланжерон. Де Рибас и Пален: два сценария заговора
А.Ф.Воейков. Еще одна версия цареубийства

НАПОЛЕОН
Д.В.Давыдов. Наполеон в Тильзите
Ф.-П.Сегюр. Император под Москвой
А.Ф.Розбери. Узник острова Св.Елены рассказывает...

БАЙРОН
Д.Г.Байрон
Привет островам той священной земли... Песня греческих повстанцев
Кефалонский дневник

РУССКИЙ БОНАПАРТ
П.И.Пестель
Автобиография
"Русская правда". Политические фрагменты:
О различных оттенках коренного народа русского
Право народности и право государства
О неразделимых и федеративных государствах
О дворянских крестьянах
О народе еврейском
Н.И.Лорер. Воспоминания о П.И.Пестеле

ДОКТОР ХАТЧИНСОН
Ф.-М.Вольтер. Атеист
Д.Юм. Два моральных эссе:
О бессмертии души
О самоубийстве

РОМАН 3
А. С. ПУШКИН. ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН

СЛОВАРЬ ОДЕССКИХ ЗНАКОМЫХ ПУШКИНА
М.П.Алексеев. Материалы для биографического словаря одесских знакомых Пушкина
Л.А.Черейский. Словарные дополнения
Библиография 
Список иллюстраций 
Список сокращений

Главная тайна заключается в том, как Пушкин на Юге России превратился из мало кому известного лицейского поэта в национальную гордость русской культуры, из внешне легкомысленного юноши с экстравагантным поведением в зрелую личность, "умнейшего человека в России" (отзыв Николая I об А.С.Пушкине). Переписка самого поэта и его дневники не всегда дают импульсы для размышлений на эту тему. Восполнить этот пробел по замыслу издателя должен литературно-художественный монтаж свидетельств современников, фактов жизни и деятельности "властителей дум" молодого Пушкина, круга его чтения. Его цель - помочь читателю реконструировать важнейшие моменты жизни и духовного развития поэта в одесский период.

В одесской летописи жизни и творчества поэта немало "белых пятен", разрозненных событий и фактов, которые перестают быть загадками, если Пушкина воспринимать как живую многомерную личность, не только как поэтического гения, но и проницательного историка и мыслителя, этнографа и археолога, профессионального писателя и критика, дон жуана и игрока, глубокого знатока музыки и балета, ценителя греческого искусства и защитника русского православия в спорах с "западниками".

Настоящая книга призвана показать, что глубина и многомерность Пушкина идет от Одессы 1823-24 гг., и рассчитана на активного читателя, способного ощутить "аромат" подлинности свидетельств современников поэта, оценить диапазон его размышлений над идеями и судьбами "властителей дум", увидеть мир пушкинской Одессы, лица друзей и недругов на гравюрах и литографиях... как бы глазами самого поэта. Наш подход предполагает такого читателя, который захотел бы преодолеть умственные плотины легковесных литературных штампов, бытовых легенд и сплетен.

Книга начинается с раздела, посвященного Бессарабии. И это не случайно, так как Бессарабия и Одесса составляют единое жизненное и духовное пространство южной ссылки А.С.Пушкина, которое, как нам представляется, нельзя разъединять.

Какой же интерес представлял для романтика-поэта этот многонациональный перекресток между Днестром и Дунаем? Это были места, которые местные легенды прочно связывали с именем римского поэта-изгнанника Овидия. Места, воспетые Байроном и Державиным. Здесь, в далекой Бессарабии решались судьбы великой Северной войны, испытали переменчивость судьбы такие герои века, как Петр Великий и Екатерина I, Карл XII и Мазепа. В бессарабской степи, на дороге из Ясс в Херсон, оборвалась судьба блистательного князя Г.А.Потемкина. Здесь на бастионах Измаила впервые встретились будущие основатели Одессы - Де Рибас, Де Ришелье, Де Волан и Ланжерон.

Сочетание мемуарных свидетельств с изобразительным рядом по Бессарабии позволит читателю преодолеть отвлеченные представления о южной ссылке Пушкина, отчетливо представить себе красочное многоцветие этого удивительного перекрестка национальных культур и исторических преданий, атмосферу идейно-политической борьбы и литературных исканий на границах Европы и Азии.

Древние до конца жизни составляли духовную основу эстетического мировоззрения А.С.Пушкина. Красота для романтика - это Бог. И в этом отношении молодой Пушкин не являлся исключением. Первое знакомство с Овидием переросло в почти мистическое сродство поэтических судеб здесь на Юге. Разговоры с И.П.Липранди, постоянно перечитываемый томик Овидия на французском языке из его библиотеки, поездки к Дунаю и в Измаил способствовали возникновению у Пушкина и его ближайшего окружения особого романтического поклонения Овидию.

Овидий был для Пушкина прежде сего классиком эротического жанра, автором "Науки любви". Но не в меньшей степени его интересовала эпоха. Более внимательное знакомство с литературным наследием Овидия разрушает легенду о "золотом веке" Августа. В своих "Скорбных элегиях" и "Письмах с Понта" поэт приводит не только автобиографические сведения, но и передает атмосферу страха, недоверия, подозрительности и пресмыкательства перед властьимущими, которая установилась в римском обществе во времена принципата. Пушкинская оценка эпохи дана в его известной заметке на Анналы Тацита. В ней поэт выступает в качестве проницательного историка, имеющего свой взвешенный, беспристрастный взгляд на социальные и политические метаморфозы римской жизни.

Овидий был одним из римских писателей и поэтов, который осовременил и приблизил к римскому читателю греческую мифологию. Вчитайтесь, вдумайтесь, как убедительно выглядят многие характеры из его произведений. "Медею" Овидия сам Тацит назвал великим произведением и ставил ее в пример современным поэтам.

В "Дон Жуане" Байрона ярко прозвучала наиболее близкая русскому читателю и Одессе тема. Существует литературная версия, что прообразом Дон Жуана и его приключений при штурме Измаила послужило реальное событие жизни юного герцога Де Ришелье, волонтера русской армии, будущего основателя Одессы. Байрон прекрасно знал его судьбу и судьбу его друзей - Де Рибаса, Ланжерона, Де Волана. Характеристики героев измаильского штурма психологически точны и выдают в авторе знатока русской истории восемнадцатого века. Байрон в описании штурма Измаила выступил в роли автора современной Илиады.

Персонажи поэмы - русские, турки, волонтеры - превыше всего ставят свой долг. Особенно трогательны строфы, посвященные гибели хана Каплан-Гирея и его пятерых сыновей. Эта сцена и ее герои очень напоминают судьбу Приама и его семьи. Для Байрона масштаб личности определяется не национальной верой, а силой человеческого духа.

Александр Фомич Вельтман, известный романтик-писатель и фольклорист, тонкий знаток мифов и легенд Бессарабии, был близким знакомым А.С.Пушкина по Кишиневу. Пушкин считал его умным и желанным собеседником. Темами их разговоров были первые литературные пробы молодого Вельтмана, "греческие дела" и, конечно же, ссылка Овидия на Западный Понт. Вельтман в Одессе с Пушкиным не встречался, но впоследствии оставил любопытные воспоминания о встречах с Пушкиным в Бессарабии, изданные Л.Майковым в конце прошлого века.

Основная часть книги начинается романом жизни поэта в Одессе по свидетельствам современников и исследованиям известных пушкинистов.

Здесь представлены фрагмент из "Записок" Ф.Ф.Вигеля, одесская глава книги В.В.Вересаева "Пушкин в жизни" и блестящая статья Т.Г.Цявловской "Храни меня, мой талисман..."

Филипп Филиппович Вигель вошел в круг знакомых поэта со времен литературного общества "Арзамас", членами которого они состояли. У них были общие знакомые - Оленины, Д.Н.Блудов, братья Тургеневы. Вигель был интересным собеседником и мемуаристом, знатоком литературы и искусства, коллекционером. Но поддерживая дружественные отношения с Пушкиным, он был весьма далек от декабристских настроений поэта и его друзей. В дальнейшем он сыграл неблаговидную роль в истории с П.Я.Чаадаевым, который опубликовал в "Телескопе" знаменитое "Философическое письмо". Донос Вигеля церковным властям о неблагонадежности Чаадаева сыграл не последнюю роль в объявлении Петра Яковлевича "сумасшедшим". Но следует помнить, что со стороны Ф.Ф.Вигеля, вице-директора Департамента иностранных вероисповеданий, подобная реакция на воинствующий "католицизм" Чаадаева была прежде всего исполнением прямых служебных обязанностей.

Записки Вигеля написаны живым, сочным языком. Часть шестая "Записок" является едва ли не единственным, а поэтому особо драгоценным для нас, источником о Воронцовской Одессе и одесском годе жизни поэта. Но записки писались автором в основном в тридца-тых-сороковых годах и эпизоды, связанные со встречами с А.С.Пушкиным, имеют местами спорный характер. Ф.Ф.Вигель подгоняет образ поэта под свои собственные представления. Однако, этот, быть может, естественный субъективизм рассказчика о своем знаменитом знакомом не умаляет уникальности и ценности "Записок" Вигеля, как важнейшего источника по истории одесской культуры и быта первой четверти XIX века.

Литературный монтаж В.В.Вересаева по одесскому периоду жизни А.С.Пушкина следует отнести к самым ярким страницам его книги "Пушкин в жизни". Работа В.В.Вересаева отличается научной добросовестностью и опирается на критический анализ практически всех источников одесского периода, научные выводы крупнейших ученых-пушкинистов - Б.М.Томашевского, М.А.Цявловского, М.П.Алексеева.

В работе Т.Г.Цявловской, в отличие от многих интерпретаций одесского периода жизни поэта, отношения между А.С.Пушкиным и графиней Е.К.Воронцовой рассматриваются не только как любовная, но и духовная драма поэта, вызванная первым столкновением с высшим светом, как психологический источник его последующих творческих исканий.

В галерею "властителей дум" Пушкина в одесский период включены такие разномасштабные фигуры, как идейный противник якобинской диктатуры поэт Андре Шенье, певец своей жизни лорд Байрон, "романтик на троне" император Павел I, герой века и преобразователь Европы Наполеон, выдающийся политический мыслитель декабрист Пестель, загадочный врач-моралист Хатчинсон.

Андре Шенье, этот, по словам Пушкина, "классик из классиков", покорил поэта своим особым талантом подражания древним. Но не только любовь к античности, эта общая религия, сближала их. Проводя немало времени в библиотеке Воронцовых в Одессе и ознакомившись с подлинными документами эпохи французской революции, Пушкин по-новому взглянул на судьбу Андре Шенье. Его отказ от якобинства и, в еще более широком смысле - от Революции, ода в честь убийцы Марата -Шарлотты Корде - не были случайностью. Это было подвигом человека, поэтически и философски познавшего сокровенные, внутренние законы Революции, ее сущность. Террор - это не просто страх, это тупик. Шагнувший к гильотине Андре Шенье оказался более свободным человеком, чем его брат Мари-Жозеф Шенье, который по-прежнему писал оды в честь Свободы, Равенства и Братства. Равенство без Свободы ведет к кровавой диктатуре. Это утверждает Пушкин словами своего героя. И это -уже пророчество, достойное мыслителя двадцатого века.

Кульминационные отрывки на тему Революции и террора приводятся из "Истории Французской революции", классической работы "младшего литературного брата" Байрона и современника Пушкина Томаса Карлейля.

Для романтика предметом повышенного интереса может стать как положительный, так и отрицательный герой. Таким отрицательным героем был для Пушкина "Русский Калигула", император Павел. Судьба Павла I в эпоху царствования его сына Александра I относилась к сфере потаенной истории. Были еще живы многие участники заговора дворянской оппозиции. Романтическая реакция Павла на злоупотребления, фаворитизм и политическое наследие матери завершилась крахом его планов и его гибелью. В литературно-художественный монтаж включены: статья А.С.Пушкина об Екатерине II, записки графа А.ФЛан-жерона и А.Ф.Воейкова, издателя "Русского Инвалида", знакомого Пушкина, о заговоре против Павла I. Записки Воейкова были впервые изданы А.И.Герценым во втором историческом сборнике Вольной русской типографии в Лондоне в 1861 году и с этого времени не переиздавались.

Пушкин в своих "Замечаниях на Анналы Тацита", написанных двумя-тремя годами позже, после возвращения из ссылки, с полным основанием утверждает, что духовное происхождение Тиберия - в "Золотом веке" Августа. Скрытый цезаризм породил явный цезаризм. И дело здесь не только в личностях. Тиберий был выдающимся полководцем и администратором. Но система сделала его тираном. Его уединение на Капри и "подвиги", описанные римскими историками, являются итогом психологической конверсии: "если долго смотреться в бездну, бездна начинает смотреться в тебя". Потаенная мысль Пушкина здесь -без Августа не было бы Тиберия, без Екатерины - Павла I.

Роль Наполеона и Байрона в духовном развитии Пушкина, как правило, подается критиками в наивном виде: он поклонялся им как романтическим кумирам. Однако их влияние на Пушкина было огромным.

Наполеон для Пушкина был не только романтическим героем. Пушкин постоянно размышлял о Наполеоне в связи с историческими судьбами Французской революции, Европы и России. В период южной ссылки поэта Европу продолжали сотрясать революционные выступления. Проявлялись все новые и новые претенденты в Бонапарты. Бонапартизм стал формой революционного обновления Европы. Очевидо духовное родство Квироги, Риеги и Пестеля с первым Бонапартом. Эта мысль постоянно занимала воображение Пушкина. Не в меньшей степени его волновала тема Революции и бонапартизма. Революционный хаос может быть остановлен только железной рукой просвещенного диктатора, способного дать стране и народу Конституцию и новые ценности. Пушкина не ослепили блеск Итальянского похода и Аустерлица, романтический ореол Египетской экспедиции и похода в Россию, трагедия Ватерлоо и Святой Елены. Он увидел в Наполеоне главное - детище Французской революции, нового европейца, обновителя мира. Такой масштаб видения этого человека был посилен не каждому современнику.

Наполеоновская тема представлена рассказом Дениса Давыдова о Тильзите 1807 года, с устным вариантом которого Пушкин имел возможность ознакомиться до ссылки; воспоминанием графа Сепора, генерал-адъютанта Наполеона, о противоречивом поведении императора в Бородинском сражении, в котором, по словам самого Наполеона, "французы показали себя достойными одержать победу, а русские стяжали славу быть непобедимыми". Обзор воспоминаний, размышлений и мыслей узника острова Св. Елены приближает к нам Наполеона-человека. При этом читатель всегда должен помнить, что Наполеон до последних минут жизни оставался актером и не все его суждения надо принимать за чистую монету.

Под влиянием "Дон Жуана" Байрона родился "Евгений Онегин". Пушкин не собирался буквально подражать Байрону в жанре сатирической поэмы. Его роман в стихах носит более мягкий характер. Но это - результат того, что потаенные сатирические строфы романа были изъяты автором в первых публикациях И конечно же, Пушкин ясно видел и учел творческие ошибки позднего Байрона, уроки его духовного кризиса. Байрон был одним из главных героев разговоров в Бессарабии и Одессе. Темы были полузапретными, так как идеологи "Священного Союза Монархов" этого аристократа-бунтаря, атеиста и поклонника Бонапарта не очень жаловали.

Все произведения Байрона, представленные в книге, посвящены "греческой теме": отрывок из третьей песни "Дон-Жуана", "Песня греческих повстанцев" и "Кефалонский дневник".

"Кефалонский дневник" - произведение автобиографического жанра, памятник последнего жизненного подвига лорда-бунтаря. В нем описана сложная обстановка междоусобиц среди греков-повстанцев, непростые, порой двусмысленные, отношения Байрона с соотечественниками и партизанами-сулиотами.

В литературно-художественный монтаж о П.И.Пестеле - "Русском Бонапарте" - включены его автобиография по материалам следствия, фрагменты из "Русской правды" о русском и братских славянских народах, о земельном пространстве государства и федерализме в России, о необходимости ликвидации крепостного права, о проекте создания еврейского государства в Малой Азии. Здесь же помещены воспоминания декабриста Н.ИЛорера о своем старшем друге. Читательские размышления по поводу этих свидетельств безусловно совпадают с кругом тем, которые обсуждались во время личных встреч поэта с Павлом Ивановичем Пестелем. Большинство пестелевских идей звучат и сегодня очень современно, несмотря на то, что нас отделяет от них свыше ста семидесяти лет.

Почему в ряду "властителей дум" Пушкина оказался таинственный доктор Хатчинсон? Эта принадлежность обусловлена признаниями самого Пушкина, а также тем фактом, что обвинения в "афеизме" были формальным поводом для высылки поэта из Одессы в Михаиловское.

Пушкин, дитя Просвещения, безусловно, был знаком с философскими произведениями Вольтера и Юма. Его размышления на эти темы получили развитие в откровенных разговорах с Александром Раевским и доктором Хатчинсоном, домашним врачом Воронцовых о смысле жизни, бессмертии души, границах религиозной веры, атеизме.

Главный творческий итог одесского периода жизни Пушкина - первые главы "Евгения Онегина". Если слишком буквально датировать произведения одесского года поэта, то в перечень войдут только стихотворения о Наполеоне, две-три эпиграммы и черновые наброски. Весь год Пушкин практически работал над романом в стихах. Но "одесское влияние", "одесские мотивы" внимательный читатель обнаружит и в других главах романа. А "грамота на бессмертие Одессы" - строфы из "Путешествия Онегина" - практически его завершает. Учитывая эти соображения, а также необходимость целостного восприятия романа, издатели решили представить читателям весь роман с иллюстрациями М.Добужинского. Нам представляется, что такой подход оправдан и с позиций духовного происхождения "Евгения Онегина", и читательского интереса.

Вспомогательную, но вместе с тем очень важную, роль призван сыграть Словарь одесских знакомых Пушкина. Этот словарь сделан на базе материалов одесских пушкинистов под редакцией М.П.Алексеева, изданных в 1926 году.

Близкий друг А.М.Де Рибаса, М.П.Алексеев впоследствии стал признанным главой школы отечественного пушкиноведения, Председателем Всесоюзной Пушкинской Комиссии, академиком. Эта работа в части одесских знакомых поэта работа более детальна и убедительна, чем более поздняя работа Л.А.Черей-ского "Пушкин и его окружение". Однако издатель дополнил раздел материалами Л.А.Че-рейского, так как в словаре М.П.Алексеева не представлены некоторые очень важные имена, например - А.Н.Раевского, Волконских, Киселевых.

Книга оформлена известным художником, членом Союза художников России Игорем Борисовичем Кравцовым. Им подготовлены тринадцать изобразительных тем-сюит, сопровождаемых подлинными свидетельствами эпохи и авторскими комментариями издателя:

"Овидий - поэт Рима и Том"

"Азия и Европа - встреча в Бессарабии"

"Герои Державина, Байрона и... Одессы"

"Пушкин на одесских бульварах"

"Одесское светское общество"

"Пушкин в театральных креслах"

"Поэтический побег"

"Андре Шенье: путь в бессмертие"

"Император-романтик: судьба Калигулы"

"Пушкин и наполеоновская легенда"

"Лорд Байрон как кумир и человек"

"Пестель среди друзей и врагов"

"Таинственный доктор Хатчинсон"

Хотелось бы обратить внимание читателей на некоторые особенности изобразительного ряда и творческий замысел художника в разработке отдельных тем.

История не сохранила нам облик Публия Овидия Назона. Гравированный портрет с античной медали является, скорее всего, апокрифом в духе традиций позднего Возрождения. Не исключено, что эту гравюру видел А.С.Пушкин.

Включение в изобразительный ряд Августа, Тйберия и Юлии Старшей вполне оправдано. Они выглядели именно так - эти новые властелины Рима, участники собственной семейной драмы, в которую косвенно был вовлечен и римский поэт. Ведь до конца жизни Публий Овидий Назон так и не узнал, за что был сослан в Томы.

Нетрудно заметить, что тема судьбы Овидия решена художником в романтическом ключе: это взгляд на легенду жизни "певца любви" глазами уже русского поэта. Величественные развалины Трои и Рима, скифские степи и пустынные берега Понта уступают место бессарабской пасторали.

Уходят империи, разрушаются города и памятники, нетленными остаются легенды о прекрасном, сохранившиеся в памяти народа, и мать-природа, освободившая десятки поколений от суеты богатства и тщеславия власти. Все императоры похожи друг на друга, схожи поэтические судьбы, все пастухи и пастушки напоминают Дафниса и Хлою. Все подчиняется законам "вечного возвращения".

Тема "поэтического побега" также имеет экзистенциальные корни. Если бы у А.С.Пушкина были политические мотивы для бегства за границу, то не было ничего более простого, чем осуществить этот проект. Одесса была вольным городом, и всегда была возможность уехать в тот же Стамбул при наличии друзей и денег. Идея побега возникла у Пушкина в пору серьезного духовного кризиса. С самого начала его отношения с Е.К.Воронцовой мало чем напоминали обычные донжуанские похождения. Это была любовь. Любовь, которая должна была закончиться драмой. Если сама Елизавета Ксаверьевна была тронута чувствами молодого поэта, то как отреагировало одесское светское общество - общеизвестно. Оно пыталось унизить его, напомнив ему об африканском происхождении по линии матери и об отсутствии должности поэта в табеле о рангах. Нам представляется, что художник очень четко обозначил эти психологические коллизии. В изобразительном ряде присутствует и тема греха, и портреты Ганнибалов, и виды Константинополя.

Любовная драма обострила старые потаенные вопросы о смысле жизни, творчества, об отношении к свету. Именно здесь, в Одессе, А.С.Пушкин произнесет и напишет те слова, которые определят его жизненный выбор, его судьбу: я горжусь своими предками, сподвижниками Петра I и Екатерины II, я - первый профессиональный поэт в России, я люблю свою музу и не изменю ей, светское общество - сомнительная элита, круг моих друзей - вот моя настоящая опора в жизни и творчестве.

Это были не отдельные мысли - это были итоги кризиса. Выйти из кризиса поэту помогла самая близкая в Одессе женщина - Е.К.Воронцова. Самые драматические последствия были устранены ее прямым вмешательством в судьбу поэта, равным отношением к нему, деликатностью в обсуждении его положения и т.д. "Поэтический побег", спровоцированный любовной драмой и общим духовным кризисом, не стал реальностью. Пушкин остался на родном берегу.

И остался не только донжуаном, автором легковесных эпиграмм и героем светских сплетен и анекдотов одесской публики, но и несомненно "умнейшим человеком в России". Его взгляды на римскую историю и эпоху французской революции, на историю русского свободомыслия и перспективы федерализма в России, пророческий анализ проблемы равенства без свободы - глубоки и свежи до сих пор. Таков поэт после духовных уроков Одессы.

В заключение должен заметить, что некоторые тексты начала XIX века частично приведены к нормам современного русского языка исключительно для упрощения их восприятия неискушенным читателем. А внимание искушенного читателя обязан обратить на то, что отдельные тексты оставлены без изменений, включая и имеющиеся в оригиналах несущественные издательские погрешности.

Настоящее издание не претендует на строгую академичность подачи материалов. Наши усилия были направлены лишь на облегчение восприятия разнородных образцов мемуарной литературы, философской и исторической прозы.

Автор и Издательство приносят свою искреннюю благодарность музейным и научным работникам Одессы, Москвы и Санкт-Петербурга, ознакомившихся с нашими издательскими планами на Третьей Пушкинской конференции 27-30 мая с.г. в Одессе, и поддержавших концепцию издания книги. В подготовке книги к печати принимали участие НЛ.Димо-ва, Н.Д.Кравцова, О.В.Зайковская.

В настоящем издании использованы редкие книги, гравюры и литографии из старейшей в Москве Научной библиотеки Московского государственного университета им. М.В.Ломоносова, в том числе из коллекции Ф.Ф.Вигеля.

В подборе гравюр и литографий из частных коллекций для настоящего издания участвовали эксперты московской антикварной фирмы "Акция".

Автор выражает особую признательность за поддержку в издании первых книг одесской серии своим друзьям и коллегам Гловац-кому А.В., Батранюку В.Ф., Корсунскому Б.Л., московской организации "Всемирного клуба одесситов", Фонду Возрождения Одессы им. братьев Дерибас, Пушкинскому лицею г.Одессы.

Настоящая книга посвящается двойному юбилею - двухсотлетию Одессы и предстоящему двухсотлетию со дня рождения великого русского поэта.

Часть средств от реализации книг будет направлены в Гуманитарный фонд им. Александра Димова при Международном университете, г. Москва.

ВЛАДИМИР ДИМОВ

Москва, 1995 год

1794 — 1994: «Вся Одесса». Антология. Словарь

В.А.Димов

1794 — 1994: «Вся Одесса». Антология. Словарь, Автор проекта и главный редактор В.А.Димов, Изд-во «NDE» Canada Corp., Toronto, 1998, 1168 c., илл., Формат 84 х 108/16, ISBN 0-9684749-2-61794 — 1994: «Вся Одесса». Антология. Словарь, Автор проекта и главный редактор В.А.Димов, Изд-во «NDE» Canada Corp., Toronto, 1998, 1168 c., илл., Формат 84 х 108/16, ISBN 0-9684749-2-6"Вся Одесса" - заключительная книга одноименной трилогии, посвященной двухсотлетнему юбилею лучшего, не только по мнению одесситов, города в мире. Таким образом, восстановлена историческая и культурная традиция Одессы - с каждым столетним юбилеем подводить итоги в элитных изданиях.
Художник И.Б.Кравцов.
В книге использованы работы фотохудожников: Ю.Бойко, Д.Зюбрицкого, Г.Исаева, О.Кузнецова, О.Куцкого, М.Рыбака, Л.Сидорского, И.Череватенко.
Работы художников: Карло Басолли, М.Горшмана, М.Синявера, К.Ротова, автошарж Г.Гамова.
Оформление: 
Страницы 2-3: Одесса. Вид с моря. Открытка 1900-х гг.
Страницы 4-5: Н.И.Пирогов, С.Ю.Витте, В.В.Холодная, И.И.Мечников, А.М.Дерибас, С.М.Эйзенштейн.
Страницы 6-7: Л.О.Утесов, Д.Ф.Ойстрах, А.И.Маринеско, А.В.Нежданова, Э.Г.Гилельс, Е.П.Геллер.
Страницы 8-9: И.Э.Бабель, И.А.Ильф, Е.П.Петров, В.П.Катаев, В.Я.Хенкии, М.М.Жванецкий.
Страницы 10-11: Панорама Одессы с птичьего полета.

 

СОДЕРЖАНИЕ

МОЯ ОДЕССА
ИСААК БАБЕЛЬ
ИЛЬЯ ИЛЬФ
ЛЕОНИД УТЕСОВ
ОСКАР ФЕЛЬЦМАН
МИХАИЛ ЖВАНЕЦКИЙ

ЧАСТЬ I

СОБРАНЬЕ ПЕСТРЫХ ГЛАВ...
АНТОЛОГИЯ

ГЛАВА I

СУДЬБА ОДЕССЫ

НА КРАЮ ОЙКУМЕНЫ
Геродот рассказывает
Священный остров Ахилла
Овидий среди гетов

РОМАН АРХЕОЛОГИИ
Где был древний Одесс?
Монеты загадочной Тиры
Подводная археология

ТЕМНЫЕ ВЕКА ИСТОРИИ
Между Западом и Востоком
Хаджибей или Кацюбей?
Русская вольница в степи

НОВОРОССИЙСКАЯ ОКРАИНА
Путешествие Екатерины II на Юг
Первые города Новороссии
Черноморское войско

ПЕСТРЫЙ МИР ДИАСПОР
Греки
Молдаво-валахи
Болгары
Евреи
Немцы Караимы
Цыгане

"ОКНО В ЕВРОПУ" КНЯЗЯ ПОТЕМКИНА
Адмирал штурмует бастионы
Измаильская Илиада и ее герои
Русский Хаджибей

ОДЕССКИЙ ПРОЕКТ
Города - конкуренты:
Аккерман
Очаков
Николаев
Херсон
"Записка о Керчи" Ф.Вигеля

ТРИУМФ И ПАДЕНИЕ ДЕРИБАСА
Рескрипт Екатерины II
Гордое имя Одесса
День рождения города
Первые административные акты
Первая перепись населения
"Мертвые души" адмирала

ИНОСТРАННЫЙ МАГИСТРАТ
"Ловкая инициатива" с померанцами
Одесса получает герб
Путевые заметки П.Сумарокова

ДЮК ВОЗРОЖДАЕТ ОДЕССУ
А.О.Смирнова-Россет. Из автобиографических записок
Одесса при Дюке Ришелье
Административные акты

МИЛОРД, СТРОИТЕЛЬ И КУПЕЦ
Дела и труды графа Воронцова
Панегирик первому джентльмену Одессы

"ЗВЕЗДНЫЙ ЧАС" АЛЕКСАНДРА ЩЕГОЛЕВА
Бомбардировка Одессы в 1854 году
Письмо цесаревича

РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ОМУТ
Приготовление к цареубийству
Броненосец "Потемкин"
И.А.Бунин. Окаянные дни
А.И.Деникин. Французы в Одессе
Принял сводку Котовский...

ОДЕССА В ВОЙНЕ. 1941-1944 ГОДЫ
Приморская армия защищает Одессу
Психическая атака
"Катюши" вступают в бой
Подготовка к эвакуации
Эвакуация
Кто победители?
А.Верт. Одесса 1944 года

ЮБИЛЕЙНЫЕ ИТОГИ
А.Боссарт. Между нами, Дерибасами
Э.Баух. Прощай, дорога на Ланжерон, прощай

ГЛАВА II

LA BELLE ODESSA

ВОРОНЦОВСКИЙ АМПИР
Архитектурный ансамбль Потемкинской лестницы с памятником Дюку
Дворец Воронцовых
Старая Биржа
Памятник М.С.Воронцову

ЮЖНАЯ ПАЛЬМИРА — СИНТЕЗ
НАЦИОНАЛЬНЫХ СТИЛЕЙ
Городской театр
Здание археологического музея
Усадьба Толстых
"Чугунные кружева" Одессы

ИСТОРИЧЕСКИЕ УТРАТЫ
Мемории о разрушении Одессы
Михайловская церковь
Преображенский Кафедральный собор
Памятник Екатерине II

НЕКРОПОЛЬ СТАРОЙ ОДЕССЫ

ГЛАВА III

В НАШУ ГАВАНЬ ЗАХОДИЛИ КОРАБЛИ...

МОРЕ
Башня Ковалевского
Одесский электрический маяк
Воронцовский маяк
На рейде

ОДЕССКИЙ ПОРТ И ЕГО ТВОРЦЫ
Порт Деволана
Порт Воронцова Новый одесский порт
Эстакада инженера Гарриса
Танкер "Манхеттен" на рейде Одессы

ТАМОЖНЯ — ДЕТИЩЕ МИХАИЛА КИРЬЯКОВА

РУССКОЕ ОБЩЕСТВО ПАРОХОДСТВА И ТОРГОВЛИ

КАПИТАНЫ СТАРОЙ ОДЕССЫ

А.С.ГРИН. ЖИЗНЬ В ПОРТУ

И.А.БУНИН. ТЕНЬ ПТИЦЫ

ГЛАВА IV

ТОРГОВАЯ СТОЛИЦА

ВСЕ ФЛАГИ В ГОСТИ БУДУТ К НАМ...
Первые льготы
Постановления об иностранцах и инородцах

ДЮК-РЕФОРМАТОР
Основы экономического процветания
Хлебная торговля
Одесский экспорт

ПОРТО-ФРАНКО
Из хроники экономического чуда
Город веселых и находчивых

ГОРОДСКОЕ САМОУПРАВЛЕНИЕ

ТОРГОВАЯ СТОЛИЦА ИМПЕРИИ
Торговый оборот
Транзитная торговля

БАНКОВСКИЕ ДОМА И КОНТОРЫ
Частные банковские дома
Контора государственного банка

БИРЖА И БИРЖЕВОЙ КОМИТЕТ

КОММЕРЧЕСКИЙ СУД ОДЕССЫ

НАРОДНЫЕ ЮРИДИЧЕСКИЕ ОБЫЧАИ

ПРОЕКТЫ И АФЕРЫ
Строительство городского водопровода
Афера Лессепса и ее одесские участники

ВЫСТАВКА 1910 ГОДА

ГЛАВА V

ВПЕРЕДИ ПЛАНЕТЫ ВСЕЙ...

ГЛАВНАЯ НАУЧНАЯ ШКОЛА - МЕДИКИ
Бактериологическая станция
Станция скорой помощи
На рубеже эпох
Главный терапевт флота
Школа В.П.Филатова

"КОНСТРУКТОР ОГНЯ" ИЗ ОДЕССЫ

ВЕЛИКИЙ МУЗЫКАЛЬНЫЙ ПЕДАГОГ П.С.СТОЛЯРСКИЙ
А.Лившиц. Музыкальная школа Столярского
О.Фельцман. Из книги воспоминаний

ОДЕССКАЯ КИНОСТУДИЯ

ШКОЛА ЕФИМА ГЕЛЛЕРА

НАСЛЕДНИКИ ЗАМЕНГОФА

ГЛАВА VI

КАЛЕЙДОСКОП ОДЕССКОЙ ЖИЗНИ

ГЛАВНАЯ РАДОСТЬ - МОРЕ
Белеет парус одинокий...
Окрестности Одессы
Приморские хутора
Городские сады

ТАМ ВСЕ ЕВРОПОЙ ДЫШИТ, ВЕЕТ...
Ришельевский лицей
Франкмасоны в Одессе
Письма Шарля Сикара
Первая одесская газета "Messager"
"Journal d'Odessa" 527
Библиотека Воронцовых
Публичная библиотека

СВЕТСКАЯ ЖИЗНЬ
А.Дерибас. Театральная площадь. Бульварные типы
Картежники Старой Одессы
Благородное собрание и Английский клуб
Клубная жизнь

МИР ЧАСТНЫХ КОЛЛЕКЦИЙ
Меценаты и коллекционеры
Из жизни одесских антикваров
Фаберже в Одессе

БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ ПО-ОДЕССКИ
Городской патриотизм
Картинная галерея А.П.Русова
Муниципальный музей личных коллекций им. А.В.Блещунова

ГОРОД ДЕЛОВЫХ ЛЮДЕЙ
Пассажирский вокзал
Пассаж
"Европейский базар"
Гостиницы и рестораны
Конка
Почта. Телеграф. Телефон

ЖИВУ, КАК БОГ, В ОДЕССЕ
Городские рынки
Рыболовный промысел
Бессарабские вина
Одесское пиво и пивоварение
А.Дерибас. Гастрономия в прошлом
К.Паустовский. "Что вы хотели, молодой человек?"
Ю.Олеша. Бакалейная лавочка
Ресторан Отона
Кафе Фанкони
Магазин Цезаря Гинанда
Фирма Г.Крапивина и А.Киевского
Баня Исаковича
Цирюльники Старой Одессы
Новый год в Одессе

ЗАРЯ ОДЕССКОГО СПОРТА
Ю.Олеша. Футбол только начинался
Новороссийские скачки
"Тур-Ферайн"
"Роль-Палас"
Одесское общество велосипедистов-любителей

"И ЧТО ЧУМА? И ГДЕ ПОЖАРЫ?"
Чума 1812 года
Береговые оползни
Тилигульская катастрофа
Пожары в Одессе

ПРЕСТУПНОСТЬ БЕЗ ЛЕГЕНД
Цифры и факты
Бриллианты для диктатуры пролетариата

ГЛАВА VII

МИФЫ ОДЕССЫ

РОМАН ИМПЕРАТРИЦЫ И ЕГО ГЕРОИ
Портрет и характер
Екатерина II и Суворов
Принц де Линь о Потемкине
Потемкин в анекдотах
Из писем Суворова Дерибасу
Последний фаворит
Головатый в анекдотах

ЛЕГЕНДЫ ФРАНЦУЗСКОЙ ОДЕССЫ
Черты интимной жизни Ришелье
Спасение Дюка черноморскими казаками
Анекдоты о фафе Ланжероне

Я ПОМНЮ ЧУДНОЕ МГНОВЕНЬЕ...
Письмо А.Н.Раевского в Михайловское
Переписка поэта с Каролиной Собаньской
"Е.Вибельман" - старинная знакомая поэта

ГЕРОИ ОДЕССКОЙ МИФОЛОГИИ
Первый одесский чудак - граф Разумовский
Математик Штейн
Иван Заикин
Сашка из "Гамбринуса"
Сергей Уточкин
Сонька - Золотая Ручка
Мишка Япончик

"АЛМАЗНЫЙ ВЕНЕЦ" ОДЕССЫ
Исаак Бабель - человек-миф
Эдуард Багрицкий
Ильф и Петров

"ДЮМА-ПЕР" ИЗОБРЕТАЕТ ОСТАПА
Как прославился мой брат
Остап, брат футуриста

ЛЕОНИД УТЕСОВ - ОДЕССКАЯ ЛЕГЕНДА
Б.Брунов. Рядом с Утесовым
Веселые рассказы об Утесове
А.Ревельс. Вечерние мысли

ТАЙНАЯ ВОЙНА ОДЕССЫ
Александр Маринеско - личный враг фюрера
Семен Кремер - человек из атомной легенды

Я СВОЙ ПОЗОР СУМЕЮ ИСКУПИТЬ...
Послевоенная судьба певца Николая Савченко

ГЛАВА VIII

ВЕСЕЛЫЙ ГОРОД

РЕПУТАЦИЯ "ВЕСЕЛОГО ГОРОДА"
Одесса в народной поэзии
Староодесские шуточки
"Кому в Одессе жить хорошо?"

КОРОЛЬ ФЕЛЬЕТОНА ВЛАС ДОРОШЕВИЧ
Нашествие иноплеменников
Одесский язык

ОДЕССКИЙ "КРОКОДИЛ"

КОНСТАНТИН ПАУСТОВСКИЙ. ОДЕССКИЕ РОЗЫГРЫШИ Мнимая смерть художника Костанди
Предки Остапа Бендера

ВОЗВРАЩЕНИЕ ВЛАДИМИРА ХЕНКИНА
Непридуманные истории
Новый Сатирикон

ИЗА КРЕМЕР: ФАРС И СУДЬБА
Все эти платки, все эти платочки...
Вместе с Александром Вертинским

ЕФИМ БЕРЕЗИН — ИЗ ОДЕССЫ
Украинские усмешки Тарапуньки и Штепселя
Беспокойтесь, пожалуйста!
Праздники дружбы пародов

МИХАИЛ ВОДЯНОЙ - ТЕВЬЕ-МОЛОЧНИК

МИХАИЛ ЖВАНЕЦКИЙ. МЫ ТОЛЬКО ЧТО ОТТУДА...
Жизнь началась сначала
Письмо эмигрантам

САТИРИЧЕСКИЙ ДУЭТ: РОМАН КАРЦЕВ И ВИКТОР ИЛЬЧЕНКО
Р.Карцев. Я лечу в самолете один...
Роман Карцев - шут гороховый

МЫ НАЧИНАЕМ КВН...

"ДЖЕНТЛЬМЕН-ШОУ" НАХОДИТ СВОЮ ИГРУ
Бабушка Сталлоне
Светские беседы
Лучшая десятка анекдотов от Олега Филимонова

МАТВЕЙ ГРИН. ПРИВЕТ ИЗ МЕХИКО

ВАШУ ЗАЧЕТКУ, МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК...

"ГАРИКИ" ИГОРЯ ГУБЕРМАНА

КАК РОЖДАЮТСЯ ОДЕССИЗМЫ

АНЕКДОТЫ ЗА ОДЕССУ

ЧАСТЬ II

ВСЕМИРНЫЙ КЛУБ ОДЕССКИХ ЗНАМЕНИТОСТЕЙ
СЛОВАРЬ

ВОСПОМИНАНИЕ О БУДУЩЕМ

ОТ ИЗДАТЕЛЯ 
БИБЛИОГРАФИЯ

 

«Гаджибей», сейчас «Одесса»…

Олег Де-Рибас

(на правах святочного рассказа)

В свое время автору этой публикации довелось учиться в Рижском мореходном училище. Среди моих однокашников-курсантов было несколько «настоящих» латышей, которые прекрасно владели родным языком и могли бы считаться, как для жителей Прибалтики, остроумными парнями. Меня, единственного в ту пору одессита на всю «мореходку», они подначивали, рассказывая следующую байку. Дескать, когда к причалу нашего порта впервые пришвартовалось судно из Латвии, то один из матросов, потянув носом воздух, сказал: «О, desa!», что в переводе с латышского означает: «О-о-о, колбаса!» Так, мол, город и получил свое название. На это я, с юности не лезший за словом в карман, отвечал им вот что. Когда первые одесситы прибыли к латвийским берегам, будущая Рига была еще небольшим и безымянным селением. Черноморские моряки вдыхали запахи, осматривали местность, но ничего примечательного не унюхали и не обнаружили: вместо домов увидели лишь сараи для сушки снопов – овины, амбары, одним словом – риги. И вот в честь этого повсеместного, но сомнительного архитектурного украшения будущая столица Латвии и была одесситами поименована «Ригой».

Полагаю, разумный читатель сможет по достоинству оценить степень достоверности этих выдумок, касающихся названий двух замечательных европейских городов. Однако, вот незадача! Дело в том, что с Ригой-то все предельно ясно: город, основанный в самом начале XIII века, получил свое имя от небольшой, не существующей ныне речушки Риги (нем. «Riege»), одного из рукавов реки Даугавы (Западной Двины). Совершенно по-другому обстоит дело с Одессой, касательно которой бытуют два (хоть и в различных вариантах) основных предположения. Первое из них повествует, что название городу сообщило греческое селение Одессос, второе выводит топоним «Одесса» из французского «assez d’eau», что в переводе означает «достаточно воды».

Начнем, как у нас любят, с конца, то есть с последней версии. Одна из ее интерпретаций состоит в том, что Екатерина II, блестяще знавшая очень популярный в ту пору французский язык, в шутку охарактеризовала бедный пресной, но богатый соленой водой берег, отведенный под новую гавань, вышеупомянутым выражением. И, якобы, таким способом, императрица с иронией (относящейся, по-видимому, и к ней самой) подчеркнула водный недостаток Гаджибея, как будущего крупного полиса. А чтобы усилить сарказм, она прочла фразу наоборот и приказала назвать город этим сомнительным палиндромом (перевертышем). Почему, спросите, сомнительным? Да по ряду причин! Не являясь языковедом, рискну все-таки предположить, что прочитать «assez d’eau» наоборот достаточно непросто; вот потренируйтесь, для примера, на таком общеизвестном слове, как «балалайка». А может быть надо не прочитать «справа налево», а произнести? Но что мы услышим? Дело в том, что «assez d’eau», по крайней мере, в современном произношении, звучит по-русски, как «асидý», причем ударение здесь падает именно на последний слог. Теперь выверните наизнанку эту самую «асидý», прочитайте вслух получившееся «ýдиса» (с ударением на первом слоге!) и отдайте себе отчет – расслышали ли вы в этом «безобразии» знакомое и милое сердцу имя? Но дело здесь не только и не столько в лингвистических изысках. Да, Екатерина, что общеизвестно, прекрасно владела немецким и французским языками, а также, конечно русским и, вероятно, в какой-то степени – английским и итальянским. Однако давайте рассмотрим этот гипотетический акт присвоения городу галльского названия в историко-временном контексте. Вспомним, что Гаджибей получил свое новое имя на рубеже 1794-1795 годов. В то время все французское, до недавних пор очень модное в России, подверглось невиданным гонениям. Причина была в революции, которая началась взятием Бастилии, продолжилась провозглашением республики и привела к казни Людовика XVI. Эти события вызвали у Екатерины II ярость – посыпались репрессии против подданных Франции, был запрещен ввоз французской периодики, расторгнуты торговые договора и к 1794-му страны находились фактически в состоянии войны. Потому, безусловно, о названии российского города именем, производным из французской фразы, не могло быть и речи…

В отличие от этой «сложносочиненной» и надуманной версии, которая (насколько нам известно) так и не нашла для себя место в наследии маститых краеведов и публицистов, «греческий след» в имени Одессы выглядит более убедительным. Так, первый летописец нашего города Аполлон Скальковский в одном из своем трудов цитирует историка и археолога Николая Мурзакевича, который говорит, что Хаджибей «переименован (1795) Одессою в воспоминание ближайшего древнего эллинского селения Ордессоса или Одиссоса (т.е. великого торгового пути)». Далее А.Скальковский утверждает, что название городу дала Императорская Академия Наук. Зачастую к этому добавляют, что имя «Одесса» было предложено «начальником гавани» адмиралом Иосифом де-Рибасом, который, в свою очередь, внял пожеланию митрополита Екатеринославского и Таврического Гавриила, якобы родом грека, знавшего о расположении в этих местах греческого селения – предтечи Гаджибея. Но почему этот самый Ордессос-Одиссос или Одессос, как его теперь называют, столь кардинально сменил пол, а вместе с ним и прозвище? А потому, уверяют нас, что так измыслила и повелела все та же Императрица, пожелавшая увеличить «женское присутствие» на карте государства. Еще сказали бы, что монархиня решила подарить городу завершающую букву своего имени (Екатерина – Одесса), а ведь теперь, гляди, уже и подхватят свежую мысль.

Безусловно, вышесказанное в своей совокупности тоже очень мудрено, но дело в том, что все это (пусть и теоретически) могло быть: и Екатерина, и Академия, и Гавриил с де-Рибасом, и… Одессос. Другое дело, что данную эллинскую колонию географы и летописцы размещали то к востоку, то к западу от будущего Гаджибея-Одессы. А еще хотелось бы услышать от знатоков древнегреческого языка – действительно ли в семибуквенном топониме «Одессос» (вовсе не похожем на иероглиф) скрыто такое пространное понятие, как «великий торговый путь»? Впрочем, выражение это помянуто здесь, по-видимому, не всуе. Известно, что именно сквозь черноморские берега пролегал великий «Восточный путь» (из Балтийского в Средиземное море), прозываемый еще и как путь «из варяг в греки». Причем в качестве транзитных пунктов на ответвлениях этого водного (речного и морского) маршрута указывались небезызвестные нам острова – Хортица, Березань и Змеиный. С другой стороны имеются указания, что корни у имени «Одессос» совсем не греческие и переводится оно как «город на воде», что, также вполне применимо к приморскому полису.

Ну, да и ладно! И ограничиться бы нам признанием топонимической оси «Одессос – Одесса» и жить бы, как в Греции, правда, не в сегодняшней, а в прошлой – той, в которой все было. Но кое-что смущает. Вот, к примеру, в деле популяризации и в псевдонаучном обороте существует такая порочная практика – когда доказать что-либо неочевидное доподлинно невозможно, проблему начинают заваливать ворохом столь же неоднозначных и противоречивых аргументов. Так, чтобы еще более утвердить (а надо ли?) расхожую легенду, указывают, что отнятые или завоеванные причерноморские города было модно именовать на греческий лад (Севастополь, Симферополь, Мариуполь или Евпатория, Феодосия и др.). Это, действительно, имело место и делалось с тем, чтобы потрафить государыне, которая пыталась реализовать так называемый «Греческий проект», ставивший целью «совершенное истребление Турции и восстановление древней Греческой империи...». Но проект этот был актуален лишь до середины 80-х годов и если в названии Херсона, основанного в 1778-м, наличествуют эллинские корни (слово «херсон» переводится как «берег»), то уже спустя десятилетие взятый штурмом Очаков (1788 г.) сохранил в своем имени турецкие мотивы, будучи переиначенным из «Ачи-Кале». Чтобы подкрепить «прихрамывающую» версию, бросаются на чашу весов и «безграмотная» Императорская Академия Наук, «выдернувшая» пресловутый Одессос из-под турецкой в ту пору Варны и переместившая его на берег нынешнего Одесского залива, и «прогреческий автократ» – Екатерина, и митрополит Гавриил (в миру Бэнулеску-Бодони), к слову, не грек, а румын или молдаванин по происхождению, и даже абсолютный «не эллин» де-Рибас, к которому мы, впрочем, еще вернемся…

Конечно же, следует отдавать себе отчет, что оспаривать далеко не безукоризненные, но устоявшиеся «былины» трудно и может быть даже не слишком корректно. Но, с другой стороны, если не мы, то кто же? Вот уже, слава Богу, два «с гаком» века прошло со дня основания нашего с вами города. С тех пор далеко не праздный вопрос о происхождении имени «Одесса» и так «поседел», а ведь последующим поколениям едва ли будет легче разгадать эту историческую шараду. Представляется, что неразрешимость «именной» тайны определяется, прежде всего, тем, что проблема никогда не анализировалась системно, комплексно. Да, нам известны разрозненные и эпизодические высказывания по этой тематике, но они, увы, принадлежат перу «узких» специалистов: краеведов, археологов, филологов или, того хуже, современных писателей и журналистов. А ведь здесь необходимы знатоки в сфере топонимики (получившей свое название, к слову, от древнегреческих «topos» – место и «onoma» – имя), науки, которая зачастую результативно оперирует понятиями и фактами на стыке трех дисциплин: истории, географии, лингвистики. Располагает ли местная научная среда эрудитами столь широкого профиля? Если они и существуют, то глубоко законспирированы, поскольку на моей, уже, к сожалению, не слишком короткой памяти серьезных, аргументированных выступлений как-то не встречалось, одни только перепевы прошлых мифов. В Одессе, увы, лишь «улицы рассказывают», но сам город-то «молчит». Так не пора ли навалиться всем небезразличным скопом и если не решить застарелый ребус, то хотя бы попытаться сформулировать в его отношении консолидированный взгляд. Ведь, не исключено, что сегодняшнее видение станет той базой, на которую будут опираться наши потомки при попытке решить проблему, а в том, что такие опыты еще будут иметь место – сомневаться не приходится.

Но это будет потом. А что же получаем в «сухом остатке» нынче? Во-первых, нами подвергнуты сомнению некоторые аспекты громоздкого «греческого варианта» и отброшена, как не соответствующая здравому смыслу и историческим реалиям, «французская языколомка». Однако просто «умыть руки» после сказанного – ужасно неконструктивно. Благо, мы знакомы с абсолютно новым, любопытным соображением по интересующему нас вопросу и предлагаем его, как минимум, в качестве адекватной замены одной из популярных версий…

Весной текущего года в составе небольшой группы земляков я побывал в Питере по приглашению тамошнего клуба одесситов. Наша делегация поучаствовала в ряде акций, связанных с чествованием памяти отцов-основателей Одессы – И.де-Рибаса и Ф.де-Волана – и в некоторых других, приуроченных к первоапрельской Юморине. А в арт-кабачке «Одесса-мама» (небольшом уютном ресторанчике, что на Караванной улице) я познакомился с членом клуба, художницей и начинающей писательницей Екатериной Красовской – жительницей Северной Пальмиры, которая обожает Пальмиру Южную, одесситкой в душе и с одесскими же корнями. С тех пор мы обсуждали разные вопросы, а в их числе имя «Одесса», о чем Екатерина написала: «Согласна с Вами, что наиболее вероятна версия о переименовании древнегреческой колонии на русский лад... Но смотрите, какое необычное есть предположение! Поскольку де-Рибас был неаполитанец, он, конечно, знал итальянский язык. Так вот. В этом языке существует слово «adesso», которое так и произносится, а на русский переводится, как «сейчас». Это слово могло быть в ходу в те времена, ведь и в русском языке оно употребляется очень часто. И, учитывая своеобразный юмор императрицы, она, исходя из того, что город следовало воздвигнуть здесь и «СЕЙЧАС», решила превратить это слово в имя города. Что, кстати, созвучно с названием древнегреческого «Одессоса» и в чем-то поддерживает признанное мнение. Уж если так живуча версия о непонятной перевернутой фразе «достаточно воды», то и предложенный мною вариант тоже, наверное, имеет право на существование. А как Вы думаете?»

А думаю я вот как! Представляется, что и в «греческой», и в «питерской» версии, наряду с другими резонами, существует одно чрезвычайно рациональное зерно. Дело в том, что если само основание Гаджибея-Одессы было невозможно без дерзаний адмирала де-Рибаса, то и к выбору имени для него он не мог быть безучастным. И действительно, почему бы нашему неаполитанцу не предложить свое название для своего города?

Но здесь мы констатируем, однако, что вариант, связанный с «adesso», независимо от его достоверности, уже автоматически получил, как обнародованный, путевку в жизнь. И подобно давним версиям «итальянская» новинка также обязательно будет востребована если не сегодня, то через десятилетие-другое и со временем, как и «канонизированные» предшественницы, благополучно вольется в краеведческий обиход. Потому, ввиду высокой ответственности за это потенциальное «внедрение», следует протестировать с позиций историзма и эту новацию…

В начале XVIII века все западное начало активно проникать в Россию. Немецкое влияние сменялось французским, однако со времен Киевской Руси «в тренде», как бы сказали сегодня, постоянно было все византийское, одним из отзвуков которого и являлся упомянутый выше «Греческий проект». Собственно отношения России и Италии – государств с общими религиозными истоками никогда и не прекращались, однако в правление Екатерины II получили новое мощное развитие. Неаполитанское королевство стало одной из первых стран, с которой в 1778 году были установлены дипломатические отношения. Именно с этой монархией, расположенной в Южной Италии, наиболее успешно развивались торговые и культурные, а также и политические связи, венцом которых стало вхождение и Неаполитанского королевства, и Российской империи в состав самой первой антифранцузской коалиции, оформленной в 1793 году. Таким образом, к концу XVIII столетия, наряду со многими другими веяниями в фаворе оставалось и все итальянское, что было особенно заметно в северной столице, принявшей многочисленный «десант» выходцев с Сардинии, Корсики, Сицилии и Апеннинского полуострова: модных скульпторов и архитекторов, художников и композиторов, певцов и музыкантов. И если итальянцы успешно акклиматизировались в Петербурге, то, что было говорить об Одессе (точнее – пока еще о Гаджибее), над которой начальствовал уроженец Неаполя, известный на исторической родине как дон Джузеппе де-Ривас-и-Бойенс. Здесь итальянское едва ли не доминировало. Ведь как отмечал в своей статье «Eviva L'Italia» Александр де-Рибас: «Старая Одесса была по преимуществу итальянской», уместно здесь вспомнить и пушкинские строки: «Язык Италии златой звучит по улице веселой». Заметим, что в 1797 году каждый десятый житель являлся неаполитанцем, сардинцем, тосканцем, корсиканцем или генуэзцем, и потому не удивительно, что вывески учреждений и магазинов были двуязычными. Итальянский язык получил широкое распространение среди торгового люда в качестве «делового», да и любой из горожан знал десяток-другой слов, чтобы суметь объясниться с итальянцем – негоциантом, ювелиром, продавцом или аптекарем. Таким образом, столь распространенное в разговорной речи слово «сейчас» – итальянское «adesso» ежедневно звучало еще в Гаджибее, как бы подготавливая почву для его будущего переименования. И когда название «Одесса» стало фактом, оно не «резало слух», а одесская публика, безусловно, не могла не отметить созвучие нового имени со вполне привычным, широко употребляемым в городе термином.

Еще несколько моментов касательно «adesso». Слово это, между прочим, непростое. В аналогичном написании оно входит в лексикон одного из древнейших языков мира – латинского, ставшего, как известно, основой для многих европейских языков, в том числе и для итальянского, однако с латыни переводится, как «представить». И это неоднозначное понятие тоже допускает самые различные трактовки, но в обоих языках оно произносится одинаково – «адэ?ссо», а ведь разница между буквами «а» и «о» на слух, согласитесь, невелика. В связи с этим хотелось бы кому рассказать, а кому и напомнить, что в труде «Прошлое и настоящее Одессы», составленном неким С.Ч. , указывается, что «народ на разные лады называет Одессу», в том числе, обращаем внимание, «Адес» и «Адессы». Значит в просторечии, да и не только в нем, буква «А» легко и свободно трансформировалась в «О». Впрочем, если мы все же захотим осуществить чудесное морфологическое превращение, то нам не потребуется «волшебная палочка». «Аdesso» и «Odessa»! Подкупает тот факт, что оба слова составлены из одинаковых символов и превращаются друг в друга одной лишь переменой мест первой и последней буквы. То есть, мы имеем дело с абсолютно корректной и даже элегантной анаграммой в отличие, скажем, от «галльской химеры» с неповоротливым именем «Аssez d’eau».

Ну, хорошо, скажет не до конца сбитый с толку Читатель: «А почему все-таки «сейчас», а не, например, «потом»? На это есть неплохой ответ. Он состоит в том, что наша с вами Одесса – выстраданный город, устроенный де-Рибасом ни где-нибудь, а на предназначенном судьбой месте не благодаря, а вопреки обстоятельствам! Вопреки козням недругов, косности и неповоротливости слабой на периферии государственной власти, пресловутой российской лени, расхлябанности и взяточничеству. И когда, спустя пять долгих лет после взятия замка девственную морскую гладь пронзила первая свая будущего Платоновского мола, торжествующий вице-адмирал воскликнул: «Аdesso! Сейчас!» или, к примеру, «Теперь!», являющееся одним из многочисленных синонимов, среди которых есть и такое богатое русское слово, как «ныне», а еще – «тотчас же», «очень быстро» и «без промедления». Но нам особенно нравится лексический оборот столь же близкий по значению к «сейчас», а именно – «не теряя времени». Как вдохновитель «итальянской идеи» – Екатерина из Питера, по ее собственному выражению «мгновенно навострила уши» на «adesso», так и автор статьи сразу среагировал на неоднократно читаную им фразу. Обратите внимание на следующие строки судьбоносного Рескрипта об основании Одессы: «представленный план пристани и Города утвердив, повелеваем – приступить, не теряя времени, к возможному и постепенному произведению оного в действие» и далее: «как торговля Наша в тех местах процветет, так и самый город сей наполнится жителями в скором времени».

Заметим: тот факт, что предлагаемое де-Рибасом название соотносилось с одним из положений документа, является очень важной деталью. Ведь решения об именах для городов принимались все же не их начальниками, а лично государями и, как правило, оформлялись Высочайшими указами. Совершенно очевидно, что Гаджибей ни в коем случае не смог бы сохранить свое название, как это произошло со всеми без исключения отвоеванными ранее у турок населенными пунктами. Однако тот факт, что указ о переименовании до сих пор не найден, позволяет предположить, что данный документ и не существовал. Вполне возможно, что в этом вопросе Одесса разделила судьбу Николаева. Напомним, что ни кто иной как Светлейший князь Потемкин-Таврический самолично повелел называть таким именем «нововозводимую верфь на Ингуле», хоть после, в письме к Екатерине и испрашивал «Величайшей на сие апробации», то есть одобрения. Таковое последовало, между прочим, лишь спустя год с небольшим в виде Указа о присвоении Николаеву статуса города. В нашем же случае роль «апробации», сыграл, по-видимому, Указ от 27 января 1795 года «Об учреждении Вознесенской губернии…», где «Одесса, Татарами Гаджибей именованный» вводилась в состав этого образования в качестве приписного города (то есть, на правах уездного). Надо сказать, к слову, что де-Рибас сделал для Одессы гораздо больше, чем Светлейший для Николаева. Иосиф Михайлович лично руководил и принимал участие в штурме крепости, приложил титанические усилия и использовал свои обширные связи при Дворе для защиты проекта гавани и, кроме того, выступил для нового города-порта в качестве не только основателя, но и первого его созидателя. Так может быть ввиду этих исключительных заслуг, а также по некоторым другим причинам, благодаря которым наш вице-адмирал пользовался неизменной благосклонностью государыни, де-Рибасу был дан карт-бланш не только на устроение гавани, но и на ее именование? И если это соображение действительно соответствует истине, то мы, честно говоря, не видим причин, чтобы основой для названия нашего города обязательно стало греческое «Одессос», а не итальянское «adesso». Разве что гордое и звучное имя «Одесса» удачно сочетает в себе корни слов из обоих исторически близких нам языков...

Как бы там ни было, в декабре 1794 года Иосиф де-Рибас впервые оставил юный город и повез в Петербург вместе с отчетом о благополучном основании новой гавани предназначенное для нее имя. Одна из легенд свидетельствует, что слово «Одесса» было впервые произнесено (или, как полагаем мы, лишь озвучено) Императрицей Екатериной II на придворном балу, который, конечно, не обошелся без Иосифа Михайловича. Утверждают, что это произошло в один из новогодних дней и нам верится, что так оно и было, ведь именно в светлые, яркие, волшебные праздники и должны обретать свои названья столь необыкновенные города, как наш с вами. И нам – горожанам следует искренне поблагодарить без исключения всех, кто так или иначе был причастен к рождению ныне знаменитого во всем мире, неординарного и остроумного, благозвучного и мелодичного, а главное – успешного имени «ОДЕССА»!

Пароход уплыл, философы остались

Евгений Деменок

Философия – наука удивительная. Для одних (в том числе для меня) – это королева наук, формирующая не только целостный взгляд на мир, но и способная решить действительно насущные проблемы, стоящие перед человечеством. Для других – это скучное, оторванное от жизни занятие для немногих. Даже если вы – приверженец второй точки зрения, приходите на заседания «Философского парохода», и я уверен, что вы её измените.

«Философский пароход» - это новое начинание «Всемирного клуба одесситов», задуманное и реализованное совместно с профессорами и преподавателями философского факультета Одесского национального университета. Это философский клуб, в котором желанными гостями будут не только профессиональные философы, но и преподаватели истории, люди, искренне любящие и знающие Одессу и, конечно же, студенты. Ведь одним из основных, стержневых направлений нашей работы будет исследования и популяризация информации о знаменитых учёных-одесситах, многие из которых незаслуженно забыты и «замолчаны» в советский период. На первом заседании – хотя более уместно употребить слово «беседа», - мы говорили о Петре Михайловиче Бицилли, знаменитом историке, филологе, литературном критике, классике современной культурологии. Как заметила Анна Мисюк, это, возможно, одно из десяти самых значительных для научной Одессы имён. Пётр Михайлович – величина мирового уровня, предки которого поселились в Одессе фактически с момента основания города; профессор Новороссийского университета, эмигрировавший в 1920 году, профессор на кафедре новой и новейшей истории в Софийском университете, энциклопедист, чьи труды и сегодня побуждают к размышлениям, к творчеству.

Одна из главных наших задач вот какова - мы постараемся соблюсти баланс между лекторием и встречей друзей, искренне заинтересованных в философии и истории. Сделать наши встречи одинаково интересным как для профессиональных учёных, так и для тех, кто хочет и любит учиться, узнавать новое. Да и вообще, знаете ли, приятно находиться в компании умных и интеллигентных людей.

Инициаторами создания клуба были профессора философского факультета, доктора философских наук Оксана Довгополова и Инна Голубович, вице-президент Всемирного клуба одесситов Евгений Михайлович Голубовский и ваш покорный слуга. В первой нашей встрече принимали участие сотрудник одесского Литературного музея, Анна Мисюк, Марк Найдорф – кандидат философских наук, доцент Одесского политехнического университета, Михаил Голдовский – руководитель «Сохнута» в Одессе, студенты философского факультета университета им. Мечникова.

Мы уже наметили планы на полугодие. На следующей встрече, которая состоится 12 января, мы поговорим ещё об одном выдающемся учёном, чьё имя в советское время было под запретом. Мы поговорим о Георгии Флоровском.

Георгий Флоровский вырос в Одессе, учился на историко-филологическом факультете Новороссийском университета. В том же 1920-м эмигрировал – сначала в Болгарию, позже в Чехию, где преподавал в Карловом университете в Праге. Флоровский - один из величайших русских мыслителей 20 века, историк, философ, богослов, один из лидеров экуменического движения. После отъезда из Чехословакии он преподавал в Богословском институте в Париже, был профессором церковной истории в Гарвардском университете, президентом национального совета церквей в США, профессором кафедры славистики и богословия Принстонского университета. 

А далее – конференция о «контрабанде» в науке, разговор о современном искусстве и многое, многое другое.

Теперь несколько слов о названии «Философский пароход». В 1922 году по личному указанию Ленина ряд представителей интеллигенции из Петрограда, Москвы, с Украины были высланы навсегда заграницу. Так, к примеру, 19 сентября 1922 года из Одессы в Константинополь выслали историка А.В.Флоровского и физиолога Б.П.Бабкина. 29 сентября из Петрограда выслали философов Н.Бердяева, С.Франка, И.Ильина, С.Трубецкого, 16 ноября на следующем пароходе отправили Н.Лосского, Л.Карсавина.

В истории это беспримерная высылка ученых получила название «Философский пароход». Нужно заметить, что эта мера была еще «вегетарианской». Чуть позднее ссылали, как П.Флоренского, на Соловки, а еще позднее расстреливали…

Философы уплыли. А память о них осталась. Их книги в спецхранах сохранились. И сегодня выросло новое поколение философов, бережно подхвативших эстафету мысли тех, кто уплыл на «Философском пароходе».

Как напоминание об этом на компьютере во Всемирном клубе одесситов был поставлен диск «Они оставили след в истории Одессы» с очерком о П.М.Бицилли.

Евгений Деменок

Владимир Баранов-Россине – наш человек в Париже

Евгений Деменок

В многочисленных публикациях о Владимире БарановеРоссине, появившихся в последнее время в российских и украинских изданиях, его часто называют «забытым» художником. И действительно, о художнике долго не вспоминали не только в тогдашнем Советском Союзе – об эмигрантах вспоминать было не принято, даже если они успели сделать для молодого советского государства немало полезного. Не вспоминали о нем и во Франции, где Владимир Баранов-Россине прожил большую часть жизни. За исключением нескольких парижских выставок, состоявшихся в 50-е годы (в том числе ретроспективной выставки на Салоне независимых в 1954 году), его работы нигде не демонстрировались.

И вдруг в начале 70-х произошло триумфальное возвращение художника на мировую сцену. Сначала в 1970-м в Лондонской «Rutland Gallery» прошла его большая персональная выставка. Затем в 1971 году на выставке «Русский авангард» в галерее Леонарда Хьюттона в Нью-Йорке вызвало сенсацию сконструированное художником оптофоническое пианино. А затем на срезе 1972-1973 годов в Государственном музее современного искусства в Париже (более известном как Центр Жоржа Помпиду) состоялась выставка трех «российских авангардистов». Это были Малевич, Баранов-Россине и Мансуров. Выставка прошла с большим успехом, более сорока газет и журналов отреагировали на нее. «Двое малоизвестных художников авангарда» – называлась статья в «Le Monde». «Двое забытых в русском искусстве» – таков был заголовок в «Journal du Dimanche». После этого интерес к творчеству Владимира Баранова-Россине только нарастал. Начиная с 1973 года, выставки работ художника почти ежегодно проходят в Европе и США.

Вспомнили о художнике и на его родине. Работы БарановаРоссине экспонировались на выставке «Москва – Париж» в ГМИИ им. А.С. Пушкина в 1981 году, на выставке «Украинский авангард» в Мюнхене в 1993 году, в 2002 году в Государственной Третьяковской галерее состоялась широкая репрезентация картин и скульптур художника. В 2007 году в России прошло сразу две выставки Баранова-Россине: в Государственном Русском музее в Санкт-Петербурге и Музее личных коллекций ГМИИ им. А.С. Пушкина в Москве. Работы художника находятся сегодня в престижнейших музеях, а аукционные цены бьют все новые и новые рекорды. Но об этом чуть позже. А сейчас – биография.

Шулим-Вольф Баранов родился 1 (13) января 1888 года в селении Большая Лепетиха Мелитопольского уезда Таврической губернии (ныне Запорожская область Украины) в семье мелитопольского мещанина Давида Баранова и его жены Розалии. В пятнадцатилетнем возрасте – в 1903 году – поступил в Одесское художественное училище, которое успешно окончил в 1908-м. К сожалению, сведений о детстве художника практически не сохранилось. Хотя А.Д. Сарабьянов в своей замечательной монографии о художнике пишет, что «еще будучи одесским гимназистом, он пишет картины, отражающие домашний быт», – эта информация пока не подтверждена. Также неизвестно, учился ли ШулимВольф рисованию до поступления в училище. Скорее всего, да, потому что уже ранние училищные работы свидетельствуют о незаурядном мастерстве. Например, первым номером в каталоге той большой выставки в Центре Помпиду числился «Пейзаж Одессы» 1905 года. А знаменитый «Автопортрет с кистью» 1907 года, мастерски сделанный в стиле пуантилизма? Это фактически работа зрелого мастера, хотя на тот момент Шулиму Баранову было всего девятнадцать.

Баранов-Россине вообще был мастером автопортрета. Он писал их много и в разных стилях, особенно известны его кубистические автопортреты первой половины 1910-х годов.

Будучи студентом Художественного училища, Шулим Баранов принимает активное участие в выставках. Сарабьянов пишет: «Есть сведения, что еще до поступления в одесское училище в 1902 году он принимал участие в художественной выставке». Как бы там ни было, первыми документально подтвержденными выставками, в которых принимал участие Вольф Баранов, были XVII, XVIII и XIX выставки Товарищества южнорусских художников в Одессе. XVII-я выставка открылась в октябре 1906 года в городском Музее изящных искусств на Софиевской, 5, – в здании сегодняшнего Одесского художественного музея. В каталоге выставки он указан как Ш. Вольфов, экспонировались четыре этюда под номерами 55-58. Адрес проживания художника не указан. XVIII-я выставка ТЮРХ открылась там же октябре 1907 года, художник указан уже как В. Баранов (Вольфов), он представил три этюда под номерами 29-31. Адресом художника указано Художественное училище, Преображенская. Указание адреса училища – это обычная практика для учеников, снимающих квартиру или комнату и не имеющих постоянного адреса. На XIX выставке, открывшейся в сентябре 1908 года, художник представлен тремя работами – двумя этюдами и картиной «Мельница», под именем Л. Баранов. Адресом его указана уже Императорская Академия художеств в Петербурге.

Состав участников выставок ТЮРХ был в те годы очень интересным и даже разношерстным. Наряду с традиционными представителями южнорусской школы Костанди, Дворниковым, Головковым, Нилусом, Стилиануди, Буковецким, Заузе, Н.Д. Кузнецовым и другими в них принимали участие Евгений Лансере, Давид, Владимир и Людмила Бурлюк, Василий Кандинский, Амшей Нюренберг, Натан Альтман. Такое разнообразие говорит, пожалуй, об определенном духе свободы, присутствовавшем тогда в училище. В.А. Абрамов отмечает, что «южнорусским» в тот период нужны были «леваки», – чтобы дать школе свежее дыхание и избежать нарастающих упреков в однообразии и застое.

Работы Баранова были замечены и публикой, и критикой. М.С. Линский, также участвовавший в XVIII-й выставке ТЮРХ с шаржами, писал: «Г. Вольфов прислал на выставку всего несколько этюдов, но их достаточно, чтобы с уверенностью предсказать молодому художнику блестящую будущность. Этюды эти следует признать лучшими на выставке» (Лин. [Линский М.С.] XVII выставка южнорусских художников // Одесские новости. – 1906, 1 октября). Работы Владимира Баранова упоминаются в статьях Н. Скроцкого, Танагры, Михаила Соломонова.

Если Баранов-Россине и находился в ранних классах училища под влиянием южнорусской школы, то впитал он импрессионистическую его часть, а затем быстро пошел дальше. Юный художник очень схватывает современные тенденции в изобразительном искусстве, пробует себя в разных стилях и манерах. «Он испытал на себе все стили от импрессионизма до абстракции», – пишет Сарабьянов. Интересно проследить, как менялась стилистика его ранних работ, работ одесского периода. Если «Усадьба» 1907 года выполнена в классической южнорусской манере с элементами модерна, то автопортреты 1907-1908 годов выполнены в манере пуантилизма, так же, как «Портрет служанки», «Повариха» и знаменитые «Баржи на Днепре». Постановочная ученическая работа «Натюрморт со шлемом» 1905 года, явно выполненная под руководством Геннадия Александровича Ладыженского, и тут же «Разгон демонстрации» – уже с явным влиянием модерна. Импрессионистические «Зеленый сад», «Белый сад», «Пейзаж с деревьями» (все 1907 года) – и фовистские гуашевые работы «Лебединое озеро», «Сиреневый пейзаж», и холсты «Зима в Петербурге» и «Петербург под снегом» (также 1907 года). В каталоге ретроспективной выставки Баранова-Россине в «Verneuil Saint Pères Galerie» в Париже, которая состоялась в 1984 году, под № 1 представлен тот самый «Пейзаж Одессы», который был номером первым и в каталоге выставки в Центре Помпиду. Он выполнен в импрессионистической манере, которую, пожалуй, можно считать развитием традиций южнорусской школы. В этой же манере выполнены еще две работы с выставки, «Сквер с беседкой» и «Крыши Одессы», обе 1908 года. В каталоге выставки 1970 года, состоявшейся в «Rutland Gallery» в Лондоне, под № 3 значится работа «Колледж в Одессе», также выполненная в южнорусской манере и датированная 1904-1906 годами. Также на выставке был представлен целый ряд работ одесского периода: «Подлесок» 1904 года, «Конфитюр» 1904-1905 годов, «Трагедия» 1905 года, «Зимнее солнце» 1907 года, «Порт зимой» 1907 года, уже известная нам «Мельница» 1907 года и «Крыши Одессы».

А уже в 1909-1910 годах появится ряд кубистических автопортретов художника.

Баранова-Россине в течение жизни неоднократно будут упрекать во всеядности, вторичности, неумении найти свой собственный стиль. Он действительно работал в во многих стилях – неоимпрессионизм, фовизм, кубизм, орфизм, сюрреализм, абстракция… Но в каждую работу он привносит что-то свое, индивидуальное, узнаваемое. Владимир Гусев, директор Русского музея, пишет: «…в истории его творчества отразились если не все, то очень многие направления в развитии российского авангарда. Он не был поверхностным подражателем, но отличался чрезвычайной восприимчивостью ко всему новому, стремлением не повторить – но познать, освоить и попытаться превзойти». Михаил Герман в своей замечательной книге «Парижская школа» пишет о Баранове-Россине: «…ему выпало на долю стать тонким и точным интерпретатором основных ее (парижской школы. – Е. Д.) тенденций, не столько повторяя, сколько исследуя и «репрезентируя» происходящие в искусстве процессы. Он имел довольно индивидуальности, но самая индивидуальность его служила раскрытию и общих явлений. К тому же он был достаточно европейцем и достаточно русским, органично ощущая себя в этой двойственности… Ему нравилось практически все, но он не метался, скорее радовался наступающему разнообразию возможностей. И кто знает, что было в нем главным – мастерство стилизатора, артистизм эпигона или, скорее всего, мудрость аналитика и историка собственного времени».

В годы учебы в Одесском художественном училище художник много путешествует. Помимо поездок на родину, к родным, он бывал в Петербурге, в 1907 году предпринял первое путешествие по Европе и, возможно, встречался в Швейцарии с дадаистом Хансом Арпом, с которым впоследствии будет неоднократно видеться уже после отъезда в Париж.

Вообще общительность, активность, умение завязывать знакомства, умение дружить – характерные для художника черты, которые немало способствовали его вхождению в круг известнейших художников своего времени. Благодаря новым знакомствам он начинает активно выставляться. Начиная с 1907 – еще училищного – года, число выставок, в которых он участвует, стремительно растет. В конце 1907 – начале 1908 года работы Баранова экспонируются на выставке группы «Стефанос» (Венок) в Москве, в начале 1908 года – на XV выставке картин Московского товарищества художников, в конце 1908-го – на выставке группы «Звено» в Киеве. В 1909-м он участвует уже в четырех выставках в Санкт-Петербурге и Херсоне. Кстати, на выставке импрессионистов «Венок» в Херсоне он в числе прочих выставляет и картину «Мельница».

Такое быстрое вхождение в когорту молодых «ниспровергателей основ» в русском изобразительном искусстве, в первую очередь, связано, безусловно, с вхождением в круг «великих и ужасных» Бурлюков. Вполне возможно, что с Давидом и Владимиром Бурлюками Баранова познакомил Алексей Крученых, который также учился в Одесском художественном училище в 1902-1906 годах. Один из соучеников Баранова, Г.М. Левитин, вспоминал: «В двух последних классах я подружился с Владимиром Барановым. Он как-то был связан с Владимиром, младшим из братьев Бурлюков. Через Баранова и протянулись нити к возникавшему тогда «авангарду».

Судя по всему, знакомство Баранова с Бурлюками состоялось либо до – что скорее всего, – либо во время XVII выставки ТЮРХ. Об этом можно судить по письму Давида Бурлюка «в секретариат южнорусск. XVII выставки картин», в котором он пишет, что почтовый адрес его в каталоге – станция Константиноград – указан неправильно, правильный адрес – Перещепина Екатеринославской губернии, а на станцию Константиноград по окончании выставки нужно отправить его вещи, 22 работы (Владимира, Людмилы, Давида) и 4 работы Шулима Баранова. При этом Бурлюк пишет: «Если Шулим Вольфов захочет свои вещи получить в Одессе, покорно прошу ему выдать 4 №№». Такое свободное обращение свидетельствует либо о том, что Бурлюк собирал работы художниковединомышленников для выставки в другом городе, либо о том, что Владимир Баранов какое-то время жил у гостеприимных Бурлюков, и в любом случае свидетельствует о тесном общении художников.

В мае 1908 года Владимир Баранов успешно окончил живописное отделение Одесского художественного училища, о чем свидетельствует диплом от 13 сентября 1908 года, хранящийся в Государственном архиве Одесской области. Что значит успешно? Это значит, что в том году 15 учеников окончили училище по I разряду – они были признаны педагогическим советом подготовленными для поступления в Высшее художественное училище, кроме того, они получили дипломы на звание учителя рисования и чистописания в средних учебных заведениях. А вот три ученицы окончили училище только по II разряду – они также получили дипломы на звание учителя, но вот к поступлению в Высшее худучилище признаны были не подготовленными. Вместе с Владимиром Барановым в 1908 году училище успешно окончили Федор Гнездилов, Петр Кравчук, Фелициан Коварский, Иоанн Петровский, Моше-Нухим Портной, Соломон Розенбаум, Александр Савицкий и Георгий Фурсей. Имена их сегодня мало что скажут даже искусствоведам.

Вообще, ежегодные отчеты Одесского общества изящных искусств представляют собой интереснейшее чтение. Из них можно узнать не только количественный состав учеников художественного училища – например, в 1903-м, году начала обучения Баранова-Россине, в нем учились 258 учеников, а в 1908-м – 229 учеников. Из отчетов можно узнать также сословное и религиозное деление учащихся. Так вот, к 1 августа 1903 года иудеев было 156 человек, что составляло 60,3% от общего количества учеников; к 1 августа 1904 года в училище занимались 173 иудея и 71 православный; в 1908 году в художественных классах занималось 111 иудеев и 101 православный, 9 римо-католиков, 5 лютеран, 2 караима и один армянин. Похожая картина сложится и в Париже, куда Владимир Баранов приедет двумя годами позже.

Из воспоминаний Г. Левитина видно, кто и какие предметы преподавал в училище. Первый класс вел Геннадий Ладыженский. В нем рисовали геометрические тела и «бесконечно штриховали». Во втором классе рисовали гипсовые слепки и знакомились с античной скульптурой. В четвертом классе – «классе фигур» – вел занятия директор училища Александр Андреевич Попов. Параллельно Ладыженский преподавал живопись. Пятый, выпускной класс, вел сам Кириак Костанди. Здесь ученики уже делали наброски на свободную тему и рисовали с натуры. Вот что рассказывает Левитин о Костанди: «В его непритязательных пейзажах и жанровых картинках, написанных в светлых, ярких тонах, намечались, у одного из первых в России, задачи пленэрной живописи. В то время, когда в обеих столицах только знакомились с импрессионизмом, это было свидетельством большой живописной культуры». Быть может, именно в этой близости южнорусской живописной школы к импрессионизму и кроются истоки столь быстрого вовлечения учеников в самые новые художественные тенденции, а что касается Баранова-Россине, то уже в училище он работал в импрессионистической и постимпрессионистической манере и затем быстро шагнул дальше.

Из архивного дела Шмуль-Вульфа Баранова видна его успеваемость в художественном училище. Итак, 16 августа 1903 года он допущен к экзаменам сразу во II класс, но принят в первый. Правда, в том же 1903/1904 учебном году он переведен во второй класс, а в 1904/1905 году переведен сначала в III, а затем в IV класс. В 1906/1907 учебном году он переведен в V класс и получил несколько денежных наград за эскизы – в октябре 15 рублей, а в феврале 1 и 5 рублей. Что касается общеобразовательных предметов – оценки были средние (честно говоря, как и у большинства учеников училища). Единственная твердая пятерка была у него по географии, а вот оценки по русскому языку, чистописанию, анатомии, истории, арифметике и черчению – тройки и четверки. Стабильная тройка у будущего парижанина была и по французскому языку.

Итак, осенью 1908 года с дипломом Одесского художественного училища Владимир Баранов едет в Петербург. В Академии художеств он проучился недолго – 21 декабря 1909 года его отчислили за непосещение. Зато продолжается активное участие в выставках. После четырех выставок в 1909 году его работы экспонируются на зимней выставке импрессионистов 1909-1910 годов в Вильно и получают хорошие отзывы критиков.

Приехав осенью 1910 года в Париж (путь художника лежал через Киль, Мюнхен и Стокгольм), Владимир Баранов становится Даниэлем Россине. Именно этот псевдоним взял он в Париже. Поначалу он подписывал свои работы «Rossine», в начиная с 1917 года остановился на варианте «Владимир Баранов-Россине». О происхождении второй части фамилии существует множество версий. Вита Сусак в прекрасной книге «Українські містці Паріжа. 1900-1939» пишет: «В разговоре дочка Татьяна объясняла происхождение псевдонима от имени Росинанта – знаменитого коня Дон Кихота». Московский исследователь Г. Поспелов увидел в Россине созвучие с россиянином». А.Д. Сарабьянов в монографии о художнике упоминает художника Сергея Ястребцова, двоюродного брата баронессы фон Эттинген, хозяйки салона на бульваре Распай, где принимали тех, «у кого есть или будет имя в современной живописи, поэзии или музыке». Гостями салона были Гийом Аполлинер и Блез Сандрар, Андре Сальмон и Макс Жакоб, Александр Архипенко и Марк Шагал, Михаил Ларионов и Наталья Гончарова, Соня Делоне и Владимир Баранов-Россине. Так вот, свои статьи в журнале «Парижские вечера» Ястребцов публиковал под псевдонимом Жан Серюс. В переводе с французского (ces russes) фамилия означала «эти русские». «Не здесь ли истоки происхождения псевдонима Владимира Баранова – Даниэль Россине, явно долженствующем сообщать о российском происхождении его обладателя? А созвучен он фамилии Делоне, с которыми Баранов-Россине водит в это время тесную дружбу», – пишет Сарабьянов. Вполне возможно. Тем более что кроме Серюса у Баранова был еще один пример похожего псевдонима – пример еще из одесских времен. На XVIII выставке ТЮРХ вместе с ним в ряду других участников выставляла свои работы Роза Файнштейн, которая с 1909 года выставлялась под псевдонимом Рюс или Рюсс. Она училась в Одесской рисовальной школе и частных академиях Парижа. При этом в Париже она жила весной 1905-го и с осени 1910 по январь 1911 года – как раз во время пребывания там Баранова-Россине. А в 1918-м, когда он уже приехал в послереволюционную Россию, Роза Рюсс участвовала в 1-й и 2-й выставках картин профессионального союза художников в Москве. Баранов-Россине в этом же году участвовал в двух выставках в Петербурге – «Мир искусства» и «Выставке современной живописи и рисунка» бюро Добычиной, и одной выставке в Москве – это была «Выставка картин и скульптуры художников-евреев». Удивительные совпадения.

Париж начала прошлого века был мировой столицей искусств. Художники и скульпторы со всего мира приезжали в него, чтобы быть в авангарде мирового художественного движения. Новые стили и направления возникали чуть ли не еженедельно. Парадокс парижской школы первой половины ХХ века состоял в том, что она создавалась и развивалась, в основном, не за счет французов, а за счет художников, приехавших в Париж жить и работать, за счет эмигрантов. Пикассо и Модильяни, Сутин и Бранкузи, Александр Архипенко и Соня Делоне именно во французской столице стали ведущими фигурами мирового художественного процесса. Большую роль в развитии парижской школы сыграли выходцы из Российской империи. Марк Шагал и Александр Архипенко, Хана Орлова и Александра Экстер, Хаим Сутин и Мане-Кац, Михаил Бойчук и Михаил Ларионов, Алексей Явленский и Осип Цадкин, Жак Липшиц и Иван Пуни. Ну и, конечно же, в Париже было много одесситов. Список впечатляющий: Василий Кандинский и Теофил Фраерман, Натан Альтман и Владимир Издебский, Давид Видгофф и Иосиф Бронштейн, Жак Готко и Филипп Гозиасон, Маня Мавро и Айзик Федер, Сандро Фазини и Александр Френель, Моисей Стерлинг и Савелий Шлейфер, Михаил Берг и Яков Билит, Морис Бинер и Осип Браз, Сергей Булаковский и Георгий Вакевич, Александр Головин и Анита Горшиц, Магдалина Грабарская и Ася Гранатурова, Наум Грановский и Михаил Дризо, Владимир Загороднюк и Михаил Задунайский, Самуил Зивес и Макс Зильберт, Иосиф Константиновский и Михаил Латри, Александр Финкельштейн и Михаил Фотинский, Соня Ручина, и даже княжна Анна Гагарина-Стурдза. Все перечисленные выше художники не просто жили, учились или работали в Париже в период с начала ХХ века и до второй мировой войны, – они выставляли свои работы на знаменитых парижских Салонах – Осеннем салоне и Салоне независимых. Список далеко не полон. Если одна только Одесса дала Парижу столько художников, становится понятным, что он не мог не стать мировой столицей искусства.

Но вернемся к нашему герою. Приехав в Париж, Владимир Баранов попадает в самую гущу художественной жизни. И, как и в Одессе, попадает в правильную компанию и входит в круг общения лидеров русского и французского авангарда. Он сближается с Робером и Соней Делоне, с которыми будет поддерживать дружеские отношения до конца жизни. В 1912-13 годах Даниэль Россине живет в художественной колонии «Улей» («La Ruche»), где соседствует с Александром Архипенко, Марком Шагалом и Хаимом Сутиным, Осипом Цадкиным и Жаком Липшицем, Давидом Штеренбергом и с будущим комиссаром народного просвещения Советской России Анатолием Луначарским. Он участвует в вечерах, которые устраивает баронесса д’Эттинген и Серж Фера (Жан Серюс), где собираются Александра Экстер, Михаил Ларионов и Наталья Гончарова, Макс Жакоб, Леопольд Сюрваж. И конечно же, много выставляется. Сразу по приезду, в октябре 1910-го, он выставляет свою работу на VIII Осеннем салоне. Это уже известные нам «Баржи на Днепре». Художник, безусловно, ценил эту работу, раз решил выставить ее на своей первой парижской выставке. Вплоть до 1914 года Баранов-Россине ежегодно участвует и в Салонах независимых, проходящих весной, и в Осенних салонах. При этом весной 1911 года на 27-м Салоне независимых он выставляет уже шесть работ, из них пять – скульптуры. Именно в скульптурах он начинает искать новые стили. Он выставляется в зале 41 вместе с Делоне, Фернаном Леже, Фоконье и другими. Как пишет Сарабьянов: «Зал 41 – наиболее яркая и полная манифестация кубистов». Как и в Одессе, и в Петербурге, художник осваивает новые стили, привнося в них свое.

Художников, приезжавших в Париж в начале XX века, принято условно делить на две волны. Первая – с 1908 по 1912 год, вторая – с 1912 по 1914 год. А.Д. Сарабьянов пишет: «И если представители первой волны в большинстве своем понимали современный стиль живописи как неоимпрессионизм с элементами фовизма – собственно, они сами и были носителями такого стиля, как, например, Баранов-Россине, работавший в этом направлении еще до приезда в Париж, то все, кто приехал в Париж после 1912 года, воспринимали уже кубизм как главную школу современного искусства. Некоторые из них – Попова, Удальцова, Экстер, Лентулов – стали настоящими адептами кубизма. Другие (Шагал, Филонов, Якулов, Альтман, Анненков, Баранов-Россине) восприняли кубизм более поверхностно, он стал для них скорее объектом искусной стилизации. Большинство известных работ Баранова-Россине начала 1910-х: «Портрет посла», «Три грации», «Лежащая женщина», «Аристократ с усами», «Перед зеркалом», целая серия автопортретов и знаменитая «Кузница», находящаяся сейчас в Центре Жоржа Помпиду, – как раз выполнены в кубистском стиле. Ряд других работ: «Пейзаж с дорогой», «Кузина с цветами», «Сиреневый стол», «Городок в Нормандии», «Лето», «Пейзаж с деревом», «Пейзаж. Порыв ветра», «Красные домики» – выполнены в стилистике своеобразного «кубизированного сезаннизма». Г. Поспелов замечательно охарактеризовал эту своеобразную «всеядность» художника: «Баранова с трудом отнесешь даже и к какому-либо из стилевых направлений. <…> Он умел присмотреться не только к возникающим стилям, но и к индивидуальным манерам разных художников – от Сезанна и Леже до Делоне и Пикассо. Это не значит, что его искусство лишено индивидуальной окраски. Баранов-Россине был заметной фигурой, и его работы не спутаешь с произведениями других мастеров. Просто его индивидуальность – не в своеобразии стилей… но в некоторых «сверхстилевых» «чертах художественного менталитета».

Своеобразным знаком живописи художника стал фон, выполненный как соединение скругленных форм, веерообразно расцвеченных от светлого к темному.

Тесное общение с супругами Делоне не могло не отразиться на творчестве Баранова-Россине. В 1912-м Робер Делоне создал новое живописное направление – орфизм. Смысловым стержнем нового направления стал симультанизм – идея единства светадвижения-цвета, которую Делоне изложил в статье «Свет» и ряде других. Орфизм повлиял на творчество целого ряда русских живописцев, живших в то время в Париже, – Лентулова, Экстер, Богомазова. Баранов-Россине оказался, пожалуй, самым преданным последователем идей орфизма. Два его самых значительных живописных цикла – «Адам и Ева» и «Апокалипсис» – выполнены в этом стиле. Одним из первых Баранов-Россине начинает делать работы на больших холстах. 102×148 см, 130×160 см, 152×200 см – вот размеры некоторых работ из этих серий. А работа «Адам и Ева» 1912 года – вообще гигантская для того времени, 200×300 сантиметров. Многочисленные работы цикла «Адам и Ева» во многом схожи между собой – лежащая Ева и стоящий перед ней Адам вписаны в концентрические круги, расходящиеся из точки, в которой неизменно находится большое красно-желтое солнце, словно бы являющееся третьим участником картины.

В 1913 году общей идеей авангардистов становится симультанизм (от слова simultane – одновременный). Симультанизм – это воплощение идеи о синтезе искусств. В сентябре 1913-го выходит симультанная книга – поэма Блеза Сандрара «Проза Транссибирского экспресса и Маленькой Жанны Французской». Она была напечатана в виде свитка и раскрашена Соней Делоне. Идея симультанизма находит воплощение и в стиле одежды. Летом 1913-го по четвергам на «Балу Бюлье» – популярной в среде авангардистов бальной зале – собирались друзья четы Делоне: поэты Гийом Аполлинер и Блез Сандрар, художники Шагал и Баранов-Россине. Вся компания одевалась в «симультанные одежды» – цветные костюмы, которые станут потом визитной карточкой Сони Делоне. На открытке, отправленной Робером Делоне владельцу берлинской галереи Херварду Вальдену, воспроизведены два мужских жилета – один принадлежал Роберу, другой Баранову-Россине.

Наивно будет думать, что Владимир Баранов-Россине не попробует себя в абстракции. Целая серия работ с названием «Абстрактная композиция № 1» и так до 10, работы «Абстрактный натюрморт», «Королева», «Голова солдата» и ряд других появились в 1913-1915 годах. Первые абстракции Кандинского увидели свет в 1911-м. Баранов-Россине много общался с Кандинским – они были знакомы еще с одесских выставок ТЮРХа. БарановРоссине остается верен себе и заимствует из художественной системы Кандинского только декоративное начало. В переписке Баранова с Кандинским много внимания уделяется теме соотношения, взаимосвязи живописи и музыки. Эта тема живо и постоянно интересовала Владимира Баранова-Россине.

Вообще первый парижский период был для Баранова-Россине определяющим и наиболее плодотворным. Опробовав себя в различных живописных стилях, он начинает уделять внимание скульптуре. И если в живописи он осваивал стили и направления, созданные другими художниками, зачастую его друзьями и знакомыми, то в скульптуре стал новатором. Баранов-Россине стал одним из создателей «политехнической скульптуры», или так называемых «ассамбляжей». Это были комбинации разнообразных материалов – стекла, фанеры, пластмассы, металлических изделий, яичной скорлупы – с традиционными для скульптуры материалами: деревом, гипсом и другими. И его скульптуры не остаются незамеченными. В 1913 году на Салоне независимых он экспонирует скульптуру «Ритм», выполненную из дерева, картона и яичной скорлупы. Сейчас она находится в нью-йоркском Музее современного искусства. А наибольший резонанс получила выставленная весной 1914-го года на 30-м Салоне независимых «Симфония № 2». Вот как описывает один из критиков свое впечатление от скульптуры: «парадоксальная смесь лакированных цинковых деталей, раскрашенных свежими живыми мазками, водосточные желоба, служащие опорой странным мельницам для перца, синие, кремовые или ярко-красные шайбы, перемешанные с неожиданно появляющимися пружинами стальными стержнями». К тому же, по отзывам современников, скульптура была движущейся, то есть ее части могли менять свое положение. «Симфония № 2» считается одним из первых шагов на пути зарождающегося дадаизма и эстетики ready made. Безусловно, такое новаторство не могло понравиться всем. Однако наряду с резкой критикой он получает положительные отзывы от Гийома Аполлинера, критика и теоретика искусства. Собственно говоря, сейчас понятно, что одна похвала Аполлинера легко перевешивала шквал любой критики. Но тогда Баранов-Россине, раздосадованный валом негатива, просто выбросил скульптуру в Сену. Правда, перед этим он успел выставить ее на 3-й Международной выставке «Изобразительное искусство» в Амстердаме, которая состоялась сразу же после Салона независимых. Вот как описывает Соня Делоне это событие: «На Салоне независимых 1914 года он выставил скульптуру, которую страшно разругали. Тогда со всей нашей группой он торжественной процессией направился к Сене и кинул в нее свою скульптуру. В нашей среде он остался скульптором, совершившим этот жест». В письме на имя старшего сына Евгения Баранова-Россине от 19 июля 1971 года она с горечью пишет: «…это была огромная потеря для Современной Скульптуры, которой он, создавший «Симфонию № 2» и «Полихромное дерево» [«Танец»], был одним из предтечей».

За неполные пять лет первого парижского периода Владимир Баранов-Россине принял участие в четырех Осенних салонах, в четырех Салонах независимых, а также, помимо уже упомянутой выставки в Амстердаме, в выставке «Современная живопись» в Екатеринодаре в 1912 году, в выставке «Modern Bund» в Цюрихе в том же году. Считается, что на эту выставку его пригласил Ханс Арп. По другим сведениям, Баранов-Россине и несколько русских художников задумали вместе с Арпом «Modern Bund» еще в 1907 году. Поразительная активность, не правда ли?

С началом первой мировой войны Владимир Баранов-Россине едет домой, в Тавриду, чтобы увидеться с семьей. В конце лета 1915 года художник уезжает в Норвегию. В Христиании – так тогда называлась столица Норвегии (древнее название – Осло – возвращено в 1925 году) он проживет до 1917 года. В Норвегии он много работает, а самое главное – в ноябре 1916-го в галерее «Бломквист» открылась его первая персональная выставка. На выставке было показано около 30 работ и знаменитая «палитра художника» – яркое проявление его цветовых «орфических» экспериментов и плод кропотливого изучения законов цветового контраста знаменитого французского теоретика цвета МишеляЭжена Шевреля. В своей заметке в норвежской газете «Verdens gang» Баранов-Россине пишет, что запатентовал свою палитру еще в 1910 году, и что многие художники во Франции и Германии используют ее.

Лучшими работами из представленных на выставке считаются «Норвежская рапсодия. Зимний мотив Троньема» и «Фиорд. Христиания», которые находятся сейчас в Государственном Русском музее в Санкт-Петербурге. Работы эти выполнены с использованием элементов ленты Мебиуса – популярного тогда изобретения немецкого математика А.-Ф. Мебиуса. Одним из первых ее интерпретировал Фернан Леже, а Баранов-Россине довел интерпретации до совершенства.

Отзывы критиков на выставку были, в основном, отрицательными, иногда просто уничижительными. Но это совершенно не разочаровывает художника и не убавляет его пыл и желание работать. Он пытается организовывать выставки французских художников в Норвегии и помогает Соне Делоне организовать ее персональную выставку в Стокгольме. В том же 1916 году он дает в Христиании и в Стокгольме два оптофонических концерта. И вот на этом нужно остановиться поподробнее.

Неутомимый дух изобретательства жил в нашем герое. В 1930 году он становится членом Ассоциации интеллектуальных работников Парижа. В 1934 году Владимир Баранов-Россине изобрел и запатентовал аппарат «Мультиперко», служащий «для изготовления, стерилизации и раздачи различных газированных жидкостей», и даже получил за него два гран-при на Выставке технического поощрения. В 1938-м изобрел «Фотохронометр» – прибор для анализа и классификации драгоценных камней. По словам самого автора, прибор способен «проникать в их структуру, подобно тому как рентген проникает в человеческое тело». Прибором заинтересовались в Америке, и 29 декабря 1934 года художник даже направил письмо американскому президенту Франклину Рузвельту, намереваясь представить свой аппарат в Соединенных Штатах. Еще один аппарат – «Трюковый робот», используемый в кинематографе, был также изобретен Барановым-Россине в конце 20-х годов. В начале второй мировой войны он проводил испытания своего нового изобретения – «Динамического камуфляжа», или «Хамелеона», служащего для маскировки военных сооружений с помощью цветовых пятен. Вместе с Робером Делоне они представили это устройство директору заводов «Рено» и представителям Пентагона. Но главным изобретением Владимира Баранова-Россине стал оптофон – оптофоническое пианино.

В 1912 году в Мюнхене вышел в свет знаменитый альманах «Синий всадник» – программный документ художниковавангардистов. Составителями его были Василий Кандинский и Франц Марк. Альманах был манифестом художников, музыкантов, поэтов, философов, деятелей театра, рассматривающих искусство как целостное явление. В альманахе была опубликована статья Леонида Сабанеева «Прометей» Скрябина», в которой автор пишет об известных идеях великого композитора относительно синтеза искусств. Сабанеев пишет: «Пришло время объединить разделенные искусства. Данную идею, еще смутно сформулированную Вагнером, сегодня значительно яснее выразил Скрябин. <…> До тех пор пока идея «мистериальности» в целом остается нереализованной, происходит частичное объединение искусств (для начала хотя бы двух). Подобную попытку и осуществляет Скрябин в своем «Прометее», объединяя музыку со «световой игрой». Цветовая симфония Скрябина основывается на принципе корреспондирующихся между собой звуков и цветов. У каждого звука есть корреспондирующий с ним цвет, смена гармонии сопровождается корреспондирующей с ней сменой цвета. Все это основывается на интуитивном цветозвучании, которым располагает А.Н. Скрябин».

Идея синтеза искусств, в первую очередь, изобразительного искусства и музыки, в начале прошлого века буквально носились в воздухе. Наверное, можно сказать, что Баранов-Россине довел их до технического завершения. В своем трактате «Институт оптофонического искусства», написанном в 1926 году, художник проследил историю возникновения этих идей, относя их к гораздо более раннему периоду – начиная с Леонардо и Баха. «В 1734 году математик аббат Луи-Бертран Кастель попытался дать оптофонический концерт при помощи световых дисков, появляющихся над клавесином», – пишет он. Современники знали о глубоком интересе Баранова-Россине к идеям синтеза звука и цвета. Василий Кандинский в письме к композитору Ф. Гартману пишет: «С тобой очень хочет познакомиться Rossine (молодой русский художник), занимающийся теорией живописи и специально живописными нотами. Сам он – чудесный».

Недавняя находка Булата Галеева, известного российского теоретика светомузыки, свидетельствует о том, что БарановРоссине начал заниматься светомузыкой параллельно со Скрябиным и Кандинским. Галеев обнаружил в семейном архиве художника два портрета русских композиторов – Сергея Рахманинова и Александра Скрябина. На первом портрете стоит дата «11 февраля 1911 года» и надпись «Натурщик – художнику», сделанная Рахманиновым. На втором портрете рукой Скрябина написано «Музыканту красок – Скрябин».

Итак, оптофоническое пианино. Вот что пишет сам автор в своем трактате: «Вообразите, что каждая клавиша органного пианино фиксирует в выбранном положении или с большей или меньшей скоростью передвигает определенный элемент в комплекте прозрачных фильтров, через которые проходит пучок белого света».

Свою работу над созданием оптофона Баранов-Россине начал в 1909 году. Скорее всего, сам оптофон был создан во Франции, и, как я уже писал, первые оптофонические концерты состоялись в 1916 году в Христиании в Стокгольме. В начале 1920-го художник сконструировал клавир – новый вариант оптофона. После нескольких лет совершенствования оптофоническое пианино было закончено. В октябре 1923 года Баранов-Россине провел опытную демонстрацию инструмента в большом зале РАХН на улице Кропоткина в Москве. 16 и 18 октября 1924 года в московском Театре Вс. Мейерхольда прошло еще два концерта. На афишах значилось: «Первый раз в мире!». 9 ноября того же года большой концерт Баранова-Россине состоялся в Большом театре – в сопровождении симфонического оркестра, балетной группы и вокала. Исполнялись произведения Грига, Скрябина, Шуберта, Вагнера, Дебюсси, Рахманинова. Зал был полон. Все концерты производили ошеломляющее впечатление на зрителей, свидетельство тому – воспоминания художника Юрия Анненкова.

Однако широкому распространению идеи синтеза искусств, увы, не суждено было сбыться. На той самой опытной демонстрации оптофона в Российской Академии художественных наук ученый совет РАХН отказал художнику в помощи, тем самым фактически поставив крест на развитии светомузыки в России. При этом главным оппонентом и критиком БарановаРоссине оказался, как ни странно, Леонид Сабанеев, друг и биограф Скрябина. Вполне возможно, что оптофон действительно был несовершенен, однако именно Баранов-Россине был первым, кто не побоялся перейти от слов к делу в развитии идей светомузыки.

В 1925 году Баранов-Россине дает ряд оптофонических концертов в Париже, Риге и Берлине и затем много лет подряд выступает с концертами в Париже, в том числе по приглашению Парижского симфонического оркестра. В 1927 году художник основал в Париже Первую оптофоническую академию, в которой преподавал рисунок, живопись, конструкцию и скульптуру, используя систему «оптофонического пианино».

14 февраля 1925 года Баранов-Россине получил советский патент на «проекционное устройство для воспроизведения изменяющихся световых и цветовых впечатлений», а в 1926 году получает и французский патент на оптофоническое пианино под названием «механическое устройство для композиции и комбинации рисунков и цветов». Именно благодаря патенту на изобретение и руководству по пользованию оптофон, разрушенный во время второй мировой войны, был восстановлен. Сегодня он находится в парижском Центре Жоржа Помпиду.

Но мы забежали далеко вперед. Вдохновленный победой Февральской революции, как и множество других российских художников, Владимир Баранов-Россине вернулся в Россию. Художественная жизнь в «новой» России забурлила с невиданной силой. Знакомцы художника по «Улью» Анатолий Луначарский и Давид Штеренберг оказались на самой вершине управленческой пирамиды. Баранов-Россине становится сотрудником отдела ИЗО Наркомпроса и входит в состав Художественной коллегии по делам искусств и художественный промышленности. В 1918 году начинается его педагогическая деятельность – он становится руководителем живописной мастерской в Петроградских свободных мастерских бывшей Академии художеств. Тогда же отдел ИЗО НКП приобретает для Музея художественной культуры ряд живописных работ художника. Шесть из них сейчас находятся в Государственном Русском музее. В 1920-22 годах еще несколько работ были разосланы через Московское музейное бюро в провинцию – для Туркестанской республики, в города Луганск и Бахмут Донецкого бассейна, для Крымнаробраза, для ростовского музея. Дальнейшая судьба большинства этих работ неизвестна.

К первой годовщине Октября в Петрограде состоялась беспрецедентная художественная акция. Город был украшен огромным количеством росписей, лозунгов, плакатов, панно и статуй. К работе были привлечены все – от академиков до авангардистов. По эскизам Баранова-Россине огромными панно была украшена Знаменская площадь перед Московским вокзалом. Панно «Нет выше звания, как звание солдата социалистической революции» находится сейчас в Государственном Русском музее, панно «365 революционных дней» – в Музее политической истории в СанктПетербурге.

С апреля 1919 года Баранов-Россине работает в Москве. Он преподает в 1-х ГСХМ (бывшее Строгановское художественнопромышленное училище). Через год 1-е и 2-е ГСХМ объединяются во ВХУТЕМАС, где художник преподает уже в качестве профессора и руководителя мастерской по изучению «дисциплины одновременных форм и цвета». В 1920-21 годах он был деканом основного отделения живописного факультета.

Как всегда, художник много выставляется. В ноябре 1917-го на «Выставке этюдов» художественного бюро Н.Е. Добычиной в Петрограде он представил 64 работы. В 1918 году БарановРоссине участвовал в трех выставках: «Мир искусства», Выставке картин и скульптур художников-евреев и снова в Выставке современной живописи и рисунка бюро Добычиной. Весной 1919 года художник представляет свои работы на Первую государственную свободную выставку произведений искусства в Петрограде. В 1922-м четыре работы Баранова-Россине: «Беспредметное», «Форма и цвет», «Самовар» и «Розовый цвет» – представлены на 1-й Русской художественной выставке в галерее Ван Димена в Берлине. Три работы находятся сейчас в российских музеях. Яркая кубофутуристическая композиция «Самовар» – в Тамбовском художественном музее, «Беспредметное» – в Саратовском художественном музее, «Форма и цвет», или «Цветовая композиция», – в Вольском краеведческом музее. «Розовый цвет» находится в Азербайджанском музее изобразительных искусств. Последние три работы представляют собой беспредметные композиции – очередной этап художественных поисков Владимира Баранова-Россине. Начав в 1913-м, художник будет возвращаться к беспредметной живописи вновь и вновь. Ряд отличных работ с одинаковым названием «Беспредметная композиция» вышли из-под его кисти в 1933-1937 годах.

Идеалы социализма быстро разбиваются о реальность, и Баранов-Россине ищет пути возвращения во Францию. В конце 1920 годаонедетна Юг Украины, вродную Тавриду, в Крым. Возможно, это была попытка эмигрировать из России. В 1925 году по приглашению супругов Делоне художник со старшим сыном Евгением и женой Полиной возвращается в Париж. Он застал Париж совсем другим. Другие идеи, другие художники… Но Баранов-Россине остается собой. Он быстро адаптируется в новой художественной среде и словно бы нагоняет упущенное за последние годы, проведенные в Советской России. Конечно же, он встречается с супругами Делоне, которые в своей квартире на бульваре Мальзерб принимали художников. Встречается он и со старым знакомым Хансом Арпом, который стал к тому времени одним из ведущих европейских художников и лидеров дадаизма.

Во второй половине 20-х и в 30-х годах Баранов-Россине создает множество работ в новой для себя стилистике – стилистике сюрреализма. И как всегда, много выставляется. В Салонах независимых с некоторыми перерывами он выставляется с 1926 по 1940-й год. В 1933 году его «Политехническая скульптура», как в свое время «Симфония № 2», вновь привлекает повышенное внимание зрителей и критики. Причем критики, как обычно, разделились на две диаметрально противоположные группы. Итог – в 1972 году работа поступила в Национальный музей современного искусства в Париже. В 1933 году художник публикует поэтический текст о генеалогии живописи в ежегоднике «Абстрактное творчество: беспредметное искусство». В 1939-м принимает участие в пяти выставках, из них две были для него особенно важными – это парижский салон «Новые реальности» и выставка художников-музыкалистов в Лиможе.

В 1940 году на Салоне независимых Владимир БарановРоссине выставил свою последнюю скульптуру «Замедленное крещендо» и картину «Психологический камуфляж».

С началом второй мировой войны он с семьей остался в Париже. «Я люблю Париж и ничего не боюсь», – сказал он своей знакомой, встретившей его в почтовом отделении.

По свидетельству семьи, последней картиной художника был

«Натюрморт с вазой», написанный декабре 1942 года по случаю рождения сына Дмитрия.

9 ноября 1943 года художник был арестован гестапо и 20 января 1944 года депортирован в Германию.

25 января 1944 года Владимир Баранов-Россине погиб в Освенциме.

Михаил Линский, написавший первый положительный отзыв о работах Владимира Баранова – еще тогда, в Одессе, в далеком 1906 году, – был расстрелян немцами в оккупированном Париже в первой партии заложников. Он жил в Париже с 1920 года.

Адольф Федер, одессит, учившийся в Барановым-Россине в Одесском художественном училище в одно время, с 1910 года живший в Париже и в те же годы выставлявший свои работы уже в парижских Салонах, погиб в Освенциме в декабре 1943-го или январе 1944-го.

Еще один художник-одессит, Сандро Фазини, брат Ильи Ильфа, окончивший Одесское художественное училище в 1916 году и живший в Париже с 1922 года, погиб в Освенциме в 1942 году.

Одессит Савелий Шлейфер, окончивший Одесское художественное училище в 1903 году и живший в Париже с 1927 года, погиб в Освенциме осенью 1943 года. Он неоднократно выставлял свои работы в Салонах независимых в те же годы, что и Баранов-Россине.

Ужасный и прекрасный ХХ век.

Нужно отдать должное семье Владимира Баранова-Россине – именно они бережно сохранили его наследие и приложили все усилия, для того чтобы о «забытом авангардисте» вспомнили. Последовательные усилия не прошли даром. Начиная с выставок в лондонской «Rutland Gallery» и Центре Жоржа Помпиду интерес к творчеству художника постоянно возрастал, соответственно росли цены на его работы. «Баранова-Россине можно отнести к относительно узкому кругу, как теперь говорят, удачно раскрученных художников», – пишет В. Жерлицын. Аукционные цены, составлявшие в начале 90-х десятки тысяч долларов, в 2000-х перешагнули за миллионный порог. Например, в 2004 году на аукционе Sotheby’s работа Владимира Баранова-Россине «Натюрморт со стулом» (1911 год) продана за 1 млн. 184 тысячи долларов. А в июне 2008 года на аукционе Christie’s великолепная работа художника «Ритм (Адам и Ева)» 1910 года (202×293,3) была продана за 2,72 миллиона фунтов, превысив эстимейт почти в два раза.

Работы Баранова-Россине представлены сегодня в нью-йоркском МоМА и парижском Центре Жоржа Помпиду, Третьяковской галерее и Государственном Русском музее, Музее Людвига в Кельне, Музее Хирша Хорна в Вашингтоне, в «Wilhelm Lehmbruck Museum» в Дуйсбурге и многочисленных частных собраниях.

В собрании Одесского художественного музея находится ранняя работа Владимира Баранова-Россине «Утро», выполненная в пуантилистической технике. Работа попала в музей в 1930 году как дар его директора, художника Цви Савельевича ЭмскогоМогилевского, родившегося на год раньше Баранова-Россине. Прекрасный человек и специалист, один из создателей Народного художественного музея, Ц.С. Эмский-Могилевский был в 1937 году расстрелян по обвинению в шпионаже. В 1957 году его дело было прекращено за отсутствием состава преступления, приговор отменен.

Работа «Утро» не упоминается ни в одном исследовании о Владимире Баранове-Россине. Пришла пора ввести ее в искусствоведческий оборот.

Художника при жизни много критиковали и часто упрекали во вторичности. Однако он много и упорно работал, ставя перед собой все новые и новые цели и достигая их. В письме Соне Делоне из Норвегии он писал: «Я очень занят, как всегда бывал, и как всегда живу только живописью. Я делаю то, что хочу. Моя борьба состоит исключительно в том, чтобы бороться с теми невозможностями, которые мешают исполнению того, что я хочу. Для меня живопись – жизнь».

Сегодня Владимир Баранов-Россине занял свое достойное место в ряду лидеров мирового художественного авангарда.

Веришь? Не веришь?

Евгений Деменок

ВЕНТИЛЯТОР. Вы никогда не задумывались о том, почему два слова, обозначающих совершенно разные приспособления: вентилятор и вентиль, — так похожи между собой? Все очень просто — их объединяет фамилия создателя. Нахум Вентиль, наш земляк, родившийся в Одессе и в зрелом возрасте эмигрировавший в Штаты, был музыкантом. Трубачом. Но, как известно, любой одессит талантлив во всем. Нахум Вентиль был незаурядным изобретателем. Сначала он изобрел… вентиль. Тот самый вентиль, без которого сегодня невозможно представить себе трубы, тубы и валторны и благодаря которому стало возможно принципиально иное изменение высоты звука медных духовых инструментов. Это, без сомнения, эпохальное изобретение превратило "медь" из натуральной в хроматическую, что позволило медным духовым занять то выдающееся положение в семье музыкальных инструментов, которое они по праву занимают сегодня. Переехав в середине XIX века в США, предприимчивый музыкант понял, что он может использовать свое изобретение не только в музыкальной, но и в инженерной области, и запатентовал "вентиль — клапан в трубопроводах, аппаратах, служащий для запора потока жидкости, пара, газа". Эксперименты с изменением напора воды — как ранее эксперименты с изменением высоты звука, привели Вентиля к новому неожиданному открытию. Изнывая от влажной летней жары в Новом Орлеане, он изобрел вентилятор, для вращения которого использовался напор воды, подаваемой по резиновому шлангу. Ну, а когда Томас Эдисон создал первый электрический прибор, вентилирующий (сейчас даже трудно поставить сюда другое слово) воздух, он отдал дань уважения нашему действительно выдающемуся земляку. Так Одесса вписала еще одну строку в книгу развития человечества.

ШПАРГАЛКА. Происхождением этого слова мы обязаны одесситке Галине Зикович. Уехав в Германию в конце Серебряного века (имеется в виду Серебряный век русской поэзии), она довольно быстро нашла хорошую работу — Галину приняли на должность кассира в одно из берлинских отделений Sparkasse, или, по-нашему, Сберегательного банка. Кассиром Галина, или Галка — именно так стали называть ее коллеги, была, как говорится, от Бога, а вот с немецким на первых порах было трудно. Для того чтобы объясняться с вкладчиками банка, находчивая Галка выписала на листок бумаги самые необходимые фразы, прикрепила его на стене рядом с собой и регулярно в него заглядывала. Сначала это раздражало клиентов, но обаяние и красота нашей соотечественницы растопили холодные сердца бюргеров. Вскоре они уже и сами подсказывали ей нужные фразы, а бумажку с подсказками стали называть "шпаргалкой" — в честь Галки, работающей в Шпаркассе. Необходимость в самой шпаргалке скоро отпала, но ставшую легендарной бумажку по просьбам клиентов оставили на месте даже после того, как Галина вышла на пенсию, а место ее занял другой кассир. Шпаргалка благополучно провисела в Шпаркассе почти до самого начала второй мировой войны.

ПОСТИЖЕР. Первая в мире постижерная мастерская открылась… правильно, в Одессе в самом начале XIX века, и хозяином ее был Георгий Костаки, а попросту — Жора. Собственно, изготавливать и продавать парики начал он по воле случая, который вполне можно было бы назвать несчастным. Его возлюбленная, Мария Ираклиди, решила остричь свои роскошные длинные волосы. Остричь и продать их скупщикам волос, которые тогда, как и сейчас, делали из них парики и продавали менее волосатым представительницам прекрасного пола. Безусловно, у нее была уважительная причина — однако она категорически отказывалась озвучить ее своему возлюбленному. Георгий, будучи любителем и категорическим сторонником длинных волос у девушек, не мог простить такого своей невесте. Потрясенный и разочарованный, он перестал с ней встречаться и всерьез подумывал о разрыве отношений. Мария, горячо любившая Жору, терпела, терпела, а потом не утерпела и прикрепила ночью на двери магазинчика модной одежды, в котором работал ее возлюбленный, записку с надписью: "Прости, Жор!" — и прядь своих роскошных волос. А так как дверь, как и сам магазинчик, находилась в самом центре тогдашней Одессы (собственно, кроме центра, тогда в Одессе почти ничего и не было), то наутро весь город гудел и сплетничал. Одни говорили, что Мария решила таким образом объявить о расставании с женихом. Другие — что она, наоборот, просит его о прощении. Ну а третья, самая многочисленная, группа горожан твердо была убеждена в том, что Георгий сам заставил невесту состричь волосы, чтобы изготовить из них парик и заработать на этом. Всеобщее возмущение и негодование принесло свои плоды — в лавку к Костаки стали тайком приходить женщины и предлагать ему купить свои волосы. Георгий сначала недоумевал, потом злился, а затем решил — а почему бы и нет? — попробовать себя в новом деле. И у него получилось. Вскоре он открыл свою мастерскую, к дверям которой прикрепил ту самую записку и прядь волос. А в устах дам, рекомендующих друг другу новый салон, это самое "Прости, Жор!" превратилось постепенно в постижера. Так появилась в Одессе первая постижерская мастерская.

Ну а Мария с Георгием таки помирились — оказалось, что девушка продала свои волосы, чтобы купить любимому серебряные часы, о которых он давно мечтал. Так что вскоре они поженились, и у них родились два замечательных сына, продолживших папино дело. Собственно, знаменитое одесское объявление "Куплю волосы дорого", которое можно увидеть у нас почти что на каждом столбе, — это уже их изобретение. Так рождалась первая одесская реклама.

ЦИРК-ШАПИТО. Этим привычным для нас названием мы обязаны… да-да, вновь одесситу. Звали этого сначала одессита, а после парижанина (хотя одесситов бывших не бывает) Саул Шапиро. Предприниматель, антрепренер и большой энтузиаст цирковых представлений, Шапиро первым выдвинул идею создания передвижного разборного цирка для поездок по городам и весям. В начале XIX века цирк находился в стадии становления, и именно появление шапито способствовало его быстрой популяризации. Да и антрепренер обычно зарабатывал приличные деньги. Первый цирк-шапито был установлен в конце 30-х годов XIX века на Елисейских полях и оттуда начал свое триумфальное шествие по планете. И назывался он поначалу… цирк Шапиро. Причиной изменения одной буквы послужил банальный антисемитизм. Несмотря на объявленную Учредительным собранием Франции (благодаря Наполеону) полную эмансипацию, под давлением религиозной части французского населения император пошел на попятную и вскоре принял так называемый "позорный указ", вновь ограничивший права евреев. Чутко улавливавший настроения населения Шапиро понял, что рискует остаться без заработка, а точнее, понести серьезные убытки, и принял компромиссное решение — изменить в названии всего одну букву. Коммерческий успех подтвердил правильность его предположений, и сегодня только заядлые любители цирка назовут вам фамилию создателя знаменитого шапито.

ВИНОГРАД ИЗАБЕЛЛА. По легенде (которая иногда называется научным фактом), сорт винограда Изабелла появился в Америке в начале XIX века путем скрещивания американского винограда Vitis labrusca и европейского винограда Vitis vinifera. В результате получилось растение, устойчивое к виноградной тле и холодам. Благодаря своим выдающимся свойствам Изабелла быстро распространилась в Европе. На территории бывшего СССР Изабелла прекрасно себя чувствует в Молдавии, Крыму, Азербайджане и Грузии. Ну и, разумеется, на наших одесских дачах. В энциклопедиях и справочниках мы можем прочесть о том, что именно на корнях Изабеллы в Европу "приехала" виноградная тля; о том, что в винах, сделанных из винограда сорта Изабелла, — слишком высокое содержание метанола, и еще много другой важной и нужной информации. Не найдем мы только одного — откуда появилось само название. А было так. Уехавшие из Одессы в Америку супруги Исаак и Белла Маламуд нашли на новой родине свое призвание — они стали выращивать виноград. И добились в своем деле не только материального успеха, но и уважения специалистов. В первую очередь — благодаря выведению новых перспективных сортов. Поэтому, когда после многочисленных экспериментов Маламудам удалось вывести новый плодовитый сорт, сочетающий в себе лучшие характеристики европейского и американского винограда, мнение о том, что его нужно назвать в честь изобретателей, было единодушным. Так Изя и Белла вошли в историю.

Кстати, в Грузии этот сорт черного винограда зовется "Одесса". Как мы теперь знаем, не случайно.

ТАКСИ. Слово "такси" применительно к автомобилю, перевозящему пассажиров за плату, впервые было произнесено в Южной Пальмире. То бишь в Одессе. Произнес его выпускник Немировской иешивы Зиновий Когутяк, после многих лет работы в Италии решивший вернуться и завести дело на родине. Когутяк был достоин масштаба, он его хотел, а какой в Немирове масштаб? Сами понимаете. Зиновий выбрал ближайший к малой родине торговый и промышленный центр — Одессу, бывшую тогда третьим городом в Российской империи после СанктПетербурга и Москвы. Поначалу Когутяк устроился приказчиком в магазин часов известного в Одессе часового мастера Баржанского, но душа его тянулась к прогрессу. Зиновий мечтал об автомобиле, недавно появившемся в Европе. Но купить его в те времена было неслыханной и невозможной роскошью. И тогда на выручку пришла смекалка. Если для себя автомобиль — роскошь, то почему не сделать с ним бизнес, заменив привычные конные экипажи? Взяв немалый кредит, Зиновий приобрел предназначенный для пассажирских перевозок омнибус, созданный Карлом Бенцем, смотреть на который сбегались не только местные мальчишки, но и публика постарше. Теперь нужно было как-то выделить автомобиль, чтобы всем было понятно его предназначение — перевозка пассажиров за плату. И тут на помощь пришло увлечение Когутяка шашками. Зиновий придумал гениальный маркетинговый ход — он предлагал всем желающим перед началом поездки сыграть с ним партию в шашки. Если пассажир выигрывал, то Зиновий вез его бесплатно. Правда, такого практически никогда не случалось — недаром Когутяк выигрывал все шашечные чемпионаты в Немирове. Тем не менее, сам шанс проехать бесплатно привлекал все новых и новых желающих, и чрезвычайно высокая стоимость проезда воспринималась уже не так болезненно — все-таки сам виноват, нужно было выигрывать. Вскоре Зиновий попросту прикрепил шахматную доску к крыше авто, сделав ее своим фирменным знаком. Отсюда шашечки на сегодняшних такси. Но и этого показалось мало неугомонному предпринимателю. Он решил покрасить автомобиль в яркий цвет, причем не в один. Помните знаменитый одесский анекдот о покраске корабля? "Рабинович — с одной стороны, Черноморское пароходство — с другой стороны обязуются покрасить пароход…" То ли подобные идеи попросту витают в одесском воздухе, то ли Рабинович был дальним потомком Когутяка — так или иначе, произошло то, что произошло. Зиновий покрасил автомобиль в два цвета — с одной стороны он стал красным, с другой — яркозеленым. Эту идею у него позаимствовали французы — позже компания "Рено" запустила серийный выпуск автомобилей-такси именно красного и ярко-зеленого цветов.

А вскоре произошло историческое событие, и автомобиль Когутяка, а вслед за ним и все такого рода автомобили в мире обрели свое название. В Одессу приехал немецкий изобретатель Вильгельм Брюн. В первый же вечер он увидел чудо-омнибус Когутяка и страстно захотел на нем прокатиться. Разумеется, сыграл с Зиновием партию в шашки, разумеется, проиграл и заплатил за поездку по Ришельевской кругленькую сумму. Но перед этим случился маленький забавный эпизод. Подойдя к Зиновию, довольно восседавшему на водительском сиденье, Брюн спросил по-немецки, можно ли прокатиться на автомобиле. Растерявшийся Зиновий, перевозивший в основном соотечественников и не знавший немецкого, вдруг ответил по-украински: "Так!" А потом, спохватившись, добавил: "Си!" Годы жизни в Италии сделали свое дело. Вильгельм Брюн до конца своих дней был убежден в том, что автомобиль Когутяка назывался именно такси. Вернувшись домой, Брюн изобрел прибор, позволявший определять стоимость поездки в зависимости от ее расстояния, и назвал его "таксометр". Таксометр моментально распространился по Европе, и вскоре английские, французские, немецкие и итальянские таксисты был вынуждены умерить свои аппетиты и установить единую цену на проезд. И лишь один человек в Европе пользовался привилегией устанавливать свою цену. Это был, как вы догадались, Зиновий Когутяк. Дальнейшие одесские следы его теряются — одни говорят, что он уехал в Германию, где работал личным помощником Карла Бенца, а затем Вильгельма Майбаха, продолжая восхищать всех своими маркетинговыми идеями. Говорят еще, что это именно Когутяк предложил назвать новый "Даймлер-Бенц" именем дочки австрийского консула Эмиля Эллинека Мерседес, с которой очень сдружился. По другой версии, Зиновий вернулся в Италию и помогал "отцу" компании FIAT Джованни Аньелли: именно по совету Когутяка автомобили FIAT стали разноцветными — в отличие от однообразных авто Генри Форда.

Собственно, это уже неважно. Великие люди часто делают великие дела незаметно, но блага этих дел невозможно переоценить.

По одесским следам Бурлюков

Евгений Деменок

21 июля 2012 года любители современного искусства во всем мире отмечали юбилей. Исполнилось 130 лет со дня рождения «отца русского футуризма» Давида Бурлюка.

Масштаб личности Давида Давидовича Бурлюка становится все более очевидным сквозь призму прошедших лет. Наверное, из работавших в Одессе художников рядом с Василием Кандинским можно поставить только Бурлюка – как по масштабу личности, так и по влиянию на развитие искусства XX века. В последнее время интерес к «отцу русского футуризма» (кстати, он так он себя величал и на обложках выпускаемых им с женой Марией Никифоровной в Америке журналов «Color&Rhyme») неуклонно возрастает. Его работы устанавливают на аукционах все новые и новые ценовые рекорды; о нем пишут статьи, монографии, книги.

Только за несколько последних лет вышли прекрасные книги Ноберта Евдаева «Давид Бурлюк в Америке», тот же Евдаев в соавторстве с японским переводчиком Бурлюка Акира Судзуки стали авторами книги «Огасавара в бытность Д. Бурлюка и В. Фиалы» – она вышла в 2006 году в Нью-Йорке на японском и русском языках. Украинец Александр Капитоненко, руководитель Фонда Давида Бурлюка в Симферополе, совместно с Т. Фудзии и А. Судзуки написал книгу «Ошима в бытность Д. Бурлюка» – она вышла в 2005 году в Японии, а в 2007 году в Украине также на японском и русском языках. Андрей Крусанов в своем великолепном четырехтомнике «Русский футуризм» пишет о Бурлюке чуть ли не на каждой странице. А в Тамбове весной этого года вышла книга «Д.Д. Бурлюк. Письма из коллекции С. Денисова».

В общем, найдено и описано очень многое. И все же… Я хочу попробовать посмотреть на его жизнь с «одесской» точки зрения. Причем пойти по одесским следам не только Давида, а почти всего бурного и талантливого семейства Бурлюков. Ведь в этой большой семье к искусству были причастны почти все. Владимир стал известным художником, Давид – великим художником и поэтом, открывшим новые страницы в истории русской – и не только – живописи и литературы. Николай также стал известным поэтом.

Сестры не отставали от братьев. Людмила была одной из первых женщин, поступивших в Академию художеств в СанктПетербурге, и в первом десятилетии прошлого века ее работы экспонировались на множестве выставок от Петербурга до Одессы. Надежда также пробовала себя в искусстве, и небезуспешно, – широко известен и неоднократно репродуцирован графический силуэт Велимира Хлебникова ее работы. Младшая сестра Марианна – она была младше Давида на целых шестнадцать лет – была, как он писал, «певицей-дилетанткой», и активно помогала Давиду Давидовичу в его «Сибирском турне», выступая с чтением стихов Маяковского, Каменского, Хлебникова и других поэтов-футуристов.

Более того – мать большого семейства Людмила Иосифовна также много лет посвятила живописи и также была участником множества выставок по всей России.

Это кажется поразительным – как в одной семье, причем семье из провинции, могли вырасти люди, оказавшие колоссальное влияние на развитие искусства не только российского, но мирового?

Бенедикт Лившиц, родившийся в Одессе и познакомившийся с Бурлюками зимой 1911 года, в своей легендарной книге «Полутораглазый стрелец» отдавал приоритет в приобщении детей к искусству именно Людмиле Иосифовне: «Людмила Иосифовна обладала некоторыми художественными способностями: дети унаследовали, несомненно, от матери ее живописное дарование». И все же без необычайного таланта и энергии самого Давида Давидовича невозможно представить себе активное приобщение братьев и сестер к искусству.

С нашим городом так или иначе связаны шестеро Бурлюков – почти вся семья. Давид Давидович учился в Одесском художественном училище дважды и в 1911 году получил диплом; он неоднократно участвовал в выставках, организуемых в Одессе Товариществом южнорусских художников, а также в обоих «Салонах» Владимира Издебского; в 1914-м вместе с Владимиром Маяковским, Василием Каменским и Петром Пильским дважды выступал в Русском театре во время турне кубофутуристов; среди его друзей было множество одесситов – Исаак Бродский, Бенедикт Лившиц, Владимир Баранов-Россине, Митрофан Греков, который был известен тогда под своей настоящей фамилией Мартыщенко… Его работа «Одесса (Порт)», написанная в 1911 году, стала знаковой – сам Бурлюк много раз исполнял различные варианты картины и неоднократно репродуцировал ее в своем журнале «Color&Rhyme».

Владимир Бурлюк учился вместе с братом в ОХУ в 1910-11 годах, его работы были представлены на «XVII выставке картин Товарищества южнорусских художников», состоявшейся в октябре 1906 года, а также на обоих «Салонах» Издебского, где вызвали значительный резонанс.

Людмила Бурлюк – старшая из сестер – экспонировала свои работы на двух выставках ТЮРХ – XVII-й и XVIII-й, состоявшихся соответственно осенью 1906 и 1907 годов. Согласно каталогу, на XVII-й выставке Владимир выставил один этюд, Давид – шесть, а Людмила – четыре этюда. На следующей выставке Давид и Людмила выставлялись уже без Владимира.

Надежда Бурлюк – средняя из сестер – тоже отметилась в Одессе. Ее рисунки (Надежде тогда было двенадцать лет) были выставлены в отделе детских рисунков второго «Салона» Издебского.

Мать семейства Людмила Иосифовна принимала участие в обоих «Салонах» Владимира Издебского – ее работы были выставлены вместе с работами знаменитых сыновей.

Николай Бурлюк – единственный из всей семьи, кто попал в наш город по делам, никак не связанным с искусством. В 191819 годах он служил в Одессе в радиодивизионе, причем сначала в войсках, подчиненных гетману Скоропадскому, затем у Петлюры, потом у белых, а затем при Красной Армии. И все это на протяжении полугода. После радиодивизиона он переходит на службу в морскую пограничную стражу. Наконец в июне 1919 года он демобилизуется и уезжает в Херсон. О трагической судьбе Николая Бурлюка я расскажу немного позже.

Итак, шестеро из семейства Бурлюков оставили свой след в Одессе. Но, конечно, первый, главный, незабываемый – след Давида Давидовича. Я хочу рассказать о нем, о его одесских днях – хотя каких днях, это были месяцы жизни и плодотворной работы – подробнее, по ходу рассказывая и об остальных Бурлюках.

«Отец русского футуризма» и Одесское художественное училище

Родившийся 8 июля (по старому стилю) 1882 года на хуторе Семиротовщина Херсонской губернии «полутораглазый стрелец» всегда привлекал к себе внимание. Он не только был в центре событий пришедшего в Россию нового направления в искусстве (практически во всех видах искусств, позволю себе заметить), но и сам, собственно, импортировал, принес это искусство в бывшую империю. Причем не просто принес – трансформировал, изменил, «обрусил». Саму свою жизнь отец русского футуризма превратил в художественный акт, старательно документируя все значимые для себя – и, что самое важное, для российской, да и для мировой культуры в целом – события, встречи, выставки, поездки, выступления. Давид Давидович Бурлюк осознавал важность тех событий, в гуще которых находился, в которых участвовал, а чаще всего – создавал, и также осознавал важность тщательного их документирования. Собственно, это началось с детства и всегда шло рука об руку с рисованием – «я стал пунктуально вести дневник и вперемежку с записями делал рисунки».

В основном именно благодаря воспоминаниям самого Давида Давидовича мы можем сегодня восстановить события тех лет.

В 1994 году издательство «Пушкинский фонд» в СанктПетербурге наконец опубликовало рукопись Давида Бурлюка «Фрагменты из воспоминаний футуриста», присланную автором для публикации в СССР еще в 30-е годы. Вот что Бурлюк пишет о самом первом знакомстве с Одессой:

«1902 год, однако я уже учился в Одесском художественном училище: Преображенская, 25 (автор ошибся – он учился в Одессе в 1900-1901 годах. – Е. Д.). Лето 1902 года было для меня «историческим». Я начал писать красками – запоем. Мой отец Давид Федорович нашел хорошую службу управляющего в имении «Золотая Балка» Святополка-Мирского. <…> Отец дал мне сто рублей: я поехал в Одессу и вернулся в «Золотую Балку» на берег Днепра с целой корзинкой прекрасных красок. Теперь ночной сторож будил меня, когда начинали тускнеть очи украинских звезд, когда над запорожским Днепром начинала индеветь пелена тумана в холодеющем перед рассветом холодном воздухе, и я, схватив с вечера приготовленный ящик с красками, бежал писать на берег Днепра весенний рассвет, мазанки запорожцев, голубые дали и вербы, осокори и степные курганы. Так продолжалось до осени.

Когда я привез в Одессу триста пятьдесят таких этюдов, то Александр Попов-Иорини (Бурлюк соединил двух преподавателей. – Е. Д.), Ладыженский и К.К. Костанди не только не похвалили меня, но даже сделали выговор, что это «не искусство, а какоето фабричное производство».

А вот еще один фрагмент из записей Бурлюка:

«1900-1 год в Одесском художественном училище я был переведен по рисованию в фигурный класс, а по живописи в головной. Встреча здесь с художником-учеником Исааком Бродским, с Тимофеем Колца, с Анисфельдом, с Мартыщенко и Овсяным (умер вскоре в туманах Питера) соединила меня дружескими узами с Одессой.

Мой колорит ознакомился с лиловатыми гаммами русского импрессиониста Костанди, и когда я в 1901-2 году опять появился в Казани, затосковав по своим казанским друзьям, то в бесконечном количестве привезенных опять на берега мной этюдов юга было гораздо больше мягкости и понимания тональности».

Гостеприимный и хлебосольный Давид (об этом хорошо пишет Бенедикт Лившиц в «Полутораглазом стрельце»), разумеется, приглашает новых друзей к себе. В своих воспоминаниях он пишет: «Весной у меня (в «Золотой Балке». – Е. Д.) гостили Исаак Бродский, Мартыщенко, Орланд, Овсяный; моя сестра Людмила, запершись в отдельной комнате, раздевала крестьянских девушек и писала с них этюды в натуральную величину. Загорелые бронзы тел, крепкие «осторожные» ноги деревенских венер. Мы завидовали ей».

Документ Давида Бурлюка в фонде Художественного училищаДокумент Давида Бурлюка в фонде Художественного училищаСложившиеся дружеские отношения – в первую очередь, с Исааком Бродским – Бурлюк поддерживает и в дальнейшем. Вот что он пишет в своих воспоминаниях: «Летом 1906 года у нас работали Бродский, Мартыщенко, Орланд, наезжали Агафонов и Федоров. С братом Владимиром трудился Баранов (Россине). <…> Исаак (Бродский. – Е. Д.) неоднократно признавался мне, что работа со мной в «Козырщине» (Екатеринославской губ.) в 1906 году заставила его изменить отчасти свою палитру».

В Государственном архиве Одесской области среди дел Одесского художественного училища (фонд 368, опись 1, ед. хранения 216) сохранился фрагмент личного дела Давида Бурлюка, из которого следует, что он, сын мещанина (рядового в запасе) Херсонской губернии, православного вероисповедания, был 1 сентября 1900 года допущен к экзамену в III класс и по результатам экзамена принят в III класс. Учился на 3 и 4, пропустил 17 занятий, был переведен в IV класс и выбыл 24 марта (мая?) с выдачей удостоверения за № 58.

Дом, где жил Д. Бурлюк, – Преображенская, 9Дом, где жил Д. Бурлюк, – Преображенская, 9Есть в воспоминаниях Давида Давидовича и адрес, по которому он жил в Одессе. Этот фрагмент из воспоминаний Бурлюка под названием «Мое пребывание в Казанской художественной школе», продиктованных в 1930-м году, существовавший в виде машинописи с правками Марии Никифоровны Бурлюк, опубликован теперь в книге Н. Евдаева:

«Вторая зима в Казани (1901-1902). Предыдущую зиму, таковую вторую в моей жизни, посвященной палитре и кистям, я провел в Одессе. Родитель мой, получив место на юге, в имении у Днепра, – посоветовал мне так далеко не ехать, а перевестись в Одесское художественное училище. Я послушался.

Отправился в Одессу. Я жил тогда в Одессе «пыльной»… Поселился в доме номер 9 по Преображенской улице как раз наискосок от школы. Позже, через десять дет вернувшись в Одесское художественное училище, чтобы «получить диплом», опять пришел в этот же старый дом, поднялся на тот же этаж в ту же квартиру: и поселился, «чтобы вполне себя чувствовать учеником, в той же комнате: «под крышей», с окнами бойницами, где по потолку Воронцовский маяк проводил полосы своих огней. Пол в комнате был наискось, упавшая гантель, с которой гимнастировали, катилась с грохотом до наружной стены.

Одесса – морской порт: весь город устремляется улицами к Эвксинскому порту. Там я научился любить море.

Встретил Тимофея Николаевича Колца, художника импрессиониста (его позже съела покровительница талантов бедных – чахотка), Овсяного (умер и он от чахотки в 10-е годы в Академии художеств), М. Мартыщенко / Б. Грекова, И.И. Бродского, Орланда, Б.А. Лаховского, Б. Анисфельда и утонувшего в 1902 году Эвенбаха, Кирьяк Константиновича Костанди, учил в О.Х.У вместе с Ал. Поповым Морини, дожившим до 90 лет, и акварелистом Г. Ладыженским (его в Третьяковке «Куры»). Через своих приятелей – Колцу и И.И. Бродского – я от Костанди почерпнул первое понятие об импрессионизме. Эти молодые художники ездили ко мне, в мою семью – в гости, и мы запоем работали в Херсоне.

И.И. Бродский – чудесный юноша, был мне опорой в моем восхождении к мастерству. Он – остряк: наедимся яичницы на степном хуторе, засядем писать в пять кистей этюды: «Теперь на холстах яичница выступит», – говорит Исаак. Его похвалам моему искусству я всегда придавал большое значение. И.И. Бродский любил искусство и всегда был предан ему. Нас связывала теснейшая дружба. Позже, в годы своей славы, Исаак никогда не отрекался от меня и всегда радушно встречал. Он купил несколько моих импрессионистических этюдов (1910-1915 гг.), и они занимали почетное место в его большой коллекции в С.-Пб, и Петрограде, и Ленинграде, я сестра Людмила и младший брат Владимир Давидович Бурлюк, позже выдающийся новатор. Одессу я когданибудь опишу отдельно.

Летом перед Одесским училищем ко мне в Золотую Балку приехал «пан» Оношко и мы вместе писали красками и рисовали. Моя матушка заметила, что женолюбивый «пан» превратил отведенную ему комнату в нашем доме в гарем, причем дворовые девушки, привлеченные его шевелюрой и заунывным исполнением украинских песен, – валом под покровом ночи шли туда, где «пан» Оношко прожил и проработал у нас свыше шести недель.

В Одессу я привез триста этюдов. Около ста этюдов и множество рисунков было выставлено мною на осенней выставке вновь в Казанской художественной школе опять-таки в доме Вагнера: на Большой Лядской, куда, соскучившись по Казани, и найдя, что О.Х.У. чересчур по сравнению с Казанью «казенно», я вернулся».

Гантеля, с которой гимнастировали, была, конечно же, гантелей Владимира Бурлюка. Давид часто жаловался на то, что Владимир упражнялся, а носить гантелю приходилось ему, старшему брату. В процессе подготовки этой статьи я зашел к Виталию Алексеевичу Абрамову в Одесский художественный музей. Рассказал ему о найденных мной воспоминаниях Бурлюка – и он тут же достал из шкафа сборник «La memoire d’Odessa», изданный в 1989 году в Марселе, в котором репродуцирован портрет Владимира Бурлюка с гантелей, написанный в 1907 году и хранящийся ныне в Музее изобразительных искусств в Лионе. Я привожу этот портрет в качестве иллюстрации.

Письмо Д. Бурлюка А. РозенбоймуПисьмо Д. Бурлюка А. РозенбоймуЧто касается обещания Давида Давидовича описать Одессу отдельно – рукопись такая пока не обнаружена и не опубликована, зато в моем распоряжении оказалось письмо Бурлюка известному одесскому краеведу Александру Розенбойму, датированное 14-м августа 1964 года и подаренное им коллекционеру Леониду Рабиновичу (США), в котором Бурлюк кратко описывает свои одесские годы. Я буду по ходу статьи цитировать это письмо.

Осенью 1910 года Давид Бурлюк вновь поступает в Одесское художественное училище. Позади – годы учебы в Казанском художественном училище (1899-1900, 1901-1902); неудачная попытка поступления в Академию художеств в Санкт-Петербурге в 1902 году – тогда в академию поступила старшая из сестер Людмила, а Давид провалился на рисунке натурщика – ему досталось место в конце зала, откуда он почти ничего не видел единственным «рабочим» глазом; затем была учеба в Мюнхене и Париже, куда он позвал с собой и Владимира. Именно с Владимиром он приезжает учиться в Одессу. У каждого из братьев были свои веские причины: Владимиру нужно было спасаться от неизбежной солдатчины, а Давид хотел получить диплом, дающий право преподавания в средних учебных заведениях. Такие дипломы ОХУ начало выдавать только в 1902 году, то есть уже после первого захода Давида Бурлюка на учебу в Одессу.

Михаил Ларионов. Портрет Владимира БурлюкаМихаил Ларионов. Портрет Владимира БурлюкаДавид Давидович понимал, что, не имея законченного художественного образования, он не будет иметь профессионального статуса и ему будет трудно зарабатывать деньги на жизнь. Доходы от продажи картин были скромными. Он твердо решает завершить свое художественное образование. «…Зиму 1910-11 я и Володя учились в Одессе, где я получил диплом окончания «Одесского худучилища» с правом быть учителем искусств в средних учебных заведениях. В России – без диплома – заработок денег был немыслим», – эти его слова опубликованы в 55-м номере журнала «Color&Rhyme».

А перед этим у Бурлюков было насыщенное лето 1910 года, когда в Чернянке гостили Михаил Ларионов и Велимир Хлебников. Вот что пишет в июле 1910 года Бурлюк в письме к М.В. Матюшину: «Работаем мы это лето и много, и мало. Все лето почти у нас писал М.Ф. Ларионов. Был Хлебников, сейчас он уехал – Одесса-Люстдорф, дача Вудст’а. <…> Очень было бы хорошо, если бы Вы приехали в первых числах августа, ибо Вове предстоит, кажется числа 25 августа, уехать куда-нибудь в школу, спасаться от неминуемой сей год солдатчины, а может и числа 15-17 августа. Пропал он бедняга – ему ведь рядовым». Этим «куданибудь» и стала Одесса, а затем Пензенское художественное училище, но угроза солдатчины, видимо, никуда не девалась, и после училища Владимир Бурлюк едет в Москву, в Алексеевское военное училище, и совершенно отходит от живописи. Давид Бурлюк писал 18 сентября 1915 года Василию Каменскому: «Владимир Давидович 1 октября 1915 оканчивает московское Алексеевское военное училище. Что дальше – не знаю – он написал весной 1 большую хорошую картину». Последней выставкой, в которой участвовала его работа, стала выставка «Бубнового валета» в Москве, в Художественном салоне Михайловой (6 ноября – 11 декабря 1916 года).

В сборнике «Лестница моих лет», выпущенном Давидом Бурлюком в 1924 году в Нью-Йорке к 25-летию его художественнолитературной деятельности, он еще раз упоминает об Одессе:

«В 1909 году поступил вновь и в одну зиму окончил Одесское художественное училище. Здесь: архитектор Трегубов (ныне в Пенсильвании). В 1910 году вступил по конкурсу в училище живописи В. и З. в Москве». Об этом же пишет Бурлюк в письме к Александру Розенбойму: «Одесса мне была близка с 1900 года, когда я учился в худ. училище Преображенская 25 и жил в доме

№ 9. Снова зиму 1910-11 провел там и в одну зиму получил диплом худ. училища – чтобы осенью поступить по конкурсу в Моск. Акад. и встретить там Вл.Вл. Маяковского. <…> В те же годы в Одессе Нилус, худ. Кузнецов, худ. Костанди».

Бурлюк и Кандинский

В марте 1909 года в Одессе Давид Бурлюк знакомится и сближается с Василием Васильевичем Кандинским. Их знакомит в процессе подготовки к первому «Салону» Владимир Издебский. Знакомство состоялось в присутствии художницы Александры Экстер, с которой Д. Бурлюк был знаком с 1907 г. Там же присутствовал поэт Николай Гумилев, задержавшийся в Одессе по пути в Абиссинию.

Кандинский произвел на Бурлюка очень сильное впечатление. В своей статье о знакомстве с ним (David, Marussia Burliuk. Our friendship with W.W. Kandinsky // Color&Rhyme. [1963(?)]. № 51, 52) Бурлюк пишет: «Родившийся в России В. Кандинский, воспитывавшийся в зажиточной семье, окончил российский университет. Он изучал экономику, философию и естественные науки, в частности, биологию. Его близкие друзья говорили, что его картины, представленные на знаменитой выставке «Der Blaue Reiter», были созданы под впечатлением виденного им при работе с микроскопом, также на него произвел впечатление визуальный феномен, открывшийся человечеству в результате развития авиации и астрономии. Первая мировая война застала В. Кандинского в Германии, где он был арестован немцами. С трудом вырвавшись из заключения, он бежал через Швейцарию и с 1914 года обосновался в Москве. Зимой 1914-1915 г. мы с В. Кандинским разделяли студию на пятом этаже дома № 1 Гнездиковского переулка в Москве. 11 апреля 1915 года родился Никита (Николас) Бурлюк, и Кандинский стал крестным отцом ребенка. Позже судьба разделила нас навсегда. Мы больше никогда не встречались».

Давид Давидович неоднократно писал о знакомстве и сотрудничестве с Кандинским: «Сезоном 1910-1911 гг. я оканчиваю в одну зиму Одесское художественное училище. Здесь началась связь с Мюнхеном: «Голубой всадник», и с Василием Васильевичем Кандинским».

В своих «Фрагментах из воспоминаний футуриста» он пишет:

«Еще гораздо более радикальным между тем оказалось лето 1910 года. Здесь уже были написаны неоимпрессионистические этюды Днепра. К нам приезжали и работали с нами некоторое время Михаил Федорович Ларионов, а затем Лентулов. Ларионов написал «Случку», «Стог», «Шиповник», «Окно с букетом»,

«Дождь» – прекрасные вещи. Лентулов – этюды баб…

Подобная работа воспроизведена в «Голубом всаднике» Кандинского. У нас в Одессе осенью, Преображенская, 9, был проездом Василий Васильевич Кандинский, и мы отныне стали его соратниками в проповеди нового искусства в Германии».

В 1911 году Василий Кандинский и Франц Марк после разрыва с «Новым объединением художников Мюнхена» пригласили Давида Бурлюка в Германию, в город Мурнау, для участия в издании альманаха, который вскоре явился основой для организации двух одноименных выставок. В мае 1912 года в Мюнхене вышел в свет альманах «Der Blaue Reiter» («Голубой всадник»), в котором была опубликована статья Давида Бурлюка «Дикие» России», в котором он пишет о «новом» искусстве и его представителях. Помимо Бурлюка в альманахе были опубликованы статьи Николая Кульбина, стихи Михаила Кузмина, выдержки из сочинений Василия Розанова. На первой мюнхенской выставке «Голубой всадник», состоявшейся в 1911 году в Heinrich Thannhauser Gallery, экспонировалась работа Давида Бурлюка «Пахарь», которая хранится ныне в нью-йоркском музее скульптора Хаима Гросса. Во второй выставке (графической) «Голубой всадник» участвовали Михаил Ларионов, Наталья Гончарова, Казимир Малевич.

А незадолго до этого работы Кандинского и Бурлюка были представлены в Одессе, Киеве, Санкт-Петербурге и других городах России на двух «Салонах» одесского скульптора Владимира Издебского.

«Салоны» Издебского

«Салоны» Владимира Издебского давно стали легендарными. И это заслуженно – именно благодаря «Салонам» российская публика смогла познакомиться с произведениями ведущих французских художников, а вместе с ними – и с работами своих соотечественников, находящихся в авангарде художественного поиска и экспериментов. Хотя Владимир Издебский всегда старался сбалансировать представляемых на «Салонах» авторов – наряду с «леваками» Давидом и Владимиром Бурлюками, Ильей Машковым, Аристархом Лентуловым, Александрой Экстер, Алексеем Явленским были представлены работы художников, входивших в привычные и признанные «Мир искусства», «Союз русских художников», Товарищество южнорусских художников, – именно работы «леваков» вызвали наибольшее внимание и даже скандалы. «Незнакомец» (Б.Д. Флит) в статье «Наброски на лету» («Одесские новости», 5.12.1909) писал: «В «Салоне» три разряда: правые, средние и левые картины… Правыми публика любуется, средними восхищается, левых – не понимает».

Первый «Салон» открылся 4 декабря 1909 года в бывшем помещении Литературно-артистического общества – дворце князя Гагарина, и проработал в Одессе до 24 января 1910 года, вызвав значительный интерес как публики, так и критики, и переехав затем в Киев, Петербург и Ригу. Давид Бурлюк был представлен на первом «Салоне» 8-ю работами, значившимися в каталоге под № 62-69: «Портрет», «Сирень», «Сад», «Весна», «Весенний свет», «Аллея», «Nature morte» и «Лето» – причем последняя была указана как собственность Владимира Издебского. Владимир представил три работы, обозначенные как «витражи»: «Рай», «Павлин» и «Ландшафт» (№ 70-72). Кроме того, на «Салоне» экспонировались семь работ – в основном этюды, – мамы многочисленного семейства Бурлюков Людмилы Иосифовны, которая выставлялась под девичьей фамилией Михневич. Ее работы значатся под № 491-497. Семейные узы были у Бурлюков необычайно крепкими – сыновья старались представить на выставках работы матери при малейшей возможности.

Владимиру Издебскому удалось отобрать для экспозиции работы самых передовых европейских художников. Дочь Издебского Галина Владимировна Издебская-Причард в статье «Владимир Алексеевич Издебский на родине и в изгнании. Страницы истории отечественного искусства» пишет:

«Это были главным образом французские художники парижской школы, члены немецкой мюнхенской группы, «Новая художественная ассоциация», были и несколько итальянцев и представителей других национальностей. Группа развивающегося модернистского движения парижской школы даже теперь кажется очень представительной, начиная от неоимпрессиониста Синьяка, группы Наби, фовистов и кончая Браком, который уже тогда был кубистом и показал три пейзажа. Среди 37 французских художников (некоторые из них сейчас забыты, но некоторые и сегодня остаются светилами искусства начала ХХ в.) были Эмиль Бернар, Пьер Боннар, Жорж Брак, Феликс Валлоттон, Морис Вламинк, Эдуар Вюйар, Альбер Глез, Морис Дени, Кис Ван Донген, Мари Лорансен, Анри Манген, Альбер Марке, Анри Матисс, Жан Метценже, Одилон Редон, Жорж Руо, Анри Руссо, Поль Синьяк, Анри Ле Фоконье и Отон Фриез…»

Работы представленных на «Салоне» французских художников произвели большое впечатление на Давида Бурлюка. Он пишет Николаю Кульбину в Петербург (6 декабря 1909): «Выставка очень интересна – так много милых французов – прекрасный Ван Донген, Брак, Руссо, Вламинк, Манген, и мн. др. <…> Приехали в деревню поработать до января – ужасно хочется (после французов)».

Что касается русских художников, то они были подобраны во многом самим Бурлюком. Г. Издебская-Причард пишет о том, как Владимир Издебский выбирал авторов для выставки: «В Париже ему помогал Мерсеро, в Мюнхене – Кандинский, в Москве и Петербурге – Давид Бурлюк, Ларионов и Камышников».

Второй «Салон», прошедший в Одессе с 6 февраля по 3 апреля 1911 года по адресу: улица Херсонская, 11, стал бенефисом русских «левых». Василий Кандинский выставил 54 работы, Наталья Гончарова – 24, Михаил Ларионов – 22, Илья Машков – 17, Петр Кончаловский – 15. Вообще, второй «Салон» значительно отличался от первого. Среди новых художников были Роберт Фальк, Владимир Татлин и Георгий Якулов Представлены были также «сезаннисты» Куприн, Машков, Кончаловский, неопримитивисты Гончарова и Ларионов. Всего в каталоге было заявлено 57 художников с 425 экспонатами. Из иностранных художников в выставке участвовала только одна Габриэле Мюнтер.

Давид Бурлюк представил 26 работ, обозначенных в каталоге под № 12-37. Семья Бурлюков была представлена на втором «Салоне» практически полностью – из рисующих отсутствовали только работы Людмилы. Владимир Бурлюк представил 12 работ, обозначенных в каталоге под № 38-49. Людмила Иосифовна представила пять работ (в каталоге под № 289-299, № 293-298 в каталоге отсутствуют); кроме того, в отделе детских рисунков (замечательная инициатива Издебского) среди прочих были представлены работы двенадцатилетней Надежды Бурлюк («Салон» Вл. Издебского, «Одесские новости», 13.02.1911).

Работы «левых» на втором «Салоне» вызвали скандальную реакцию в среде местной публики. Это была уже не просто критика – произведения Гончаровой, Ларионова, Кончаловского, Владимира Бурлюка и Кандинского были попорчены чернильными карандашами.

Наибольший поток критики и вообще внимания привлекли работы Владимира Бурлюка. Именно его портреты Владимира Издебского, Михаила Ларионова и Аристарха Лентулова наделали столько шума, что были даже отображены в шаржах различных авторов. Возмущенные критики соревновались в негативных эпитетах. Например, вот что писал Альцест в статье «В «Салоне» В.А. Издебского» («Одесское обозрение», 16.02.1911):

«Но все-таки как далеко ни шагнул в «новаторстве» г. Д. Бурлюк, брату его удалось уйти еще дальше. Молодой художник успел окончательно перешагнуть за черту, отделяющую наши художественные и эстетические принципы и восприятия от вкусов и прихотей дикаря или душевнобольного. Таковы его знаменитые в своем роде портреты Вл. Издебского (№ 47), художников Ларионова (№ 38), Лентулова (№ 48) и автопортрет (№ 40). Не менее оригинален художник и в качестве пейзажиста. В этом жанре наиболее любопытными являются две его вещи: «Весенний пейзаж» (№ 41) и «Цветущая сирень» (№ 42). Если эта живопись не продиктована только соображениями чисто рекламного характера, то, несомненно, с ней ведаться необходимо не художественной критике, а врачебно-медицинской экспертизе».

Давид Бурлюк представил много работ, написанных в 19056-8-9 годах в реалистической манере. Лоэнгрин [П.Т. Герцо-Виноградский] в заметке «Зигзаги» («Одесские новости», 05.02.1918) писал: «Много протестов, вероятно, вызовут гг. Бурлюки. <…> Весьма умно сделали устроители «Салона», выставив в комнате одного из Бурлюков некоторые его вещи, написанные с прежней манерой». Сергей Зенонович Лущик в книге «Одесские «Салоны Издебского» и их создатель» пишет о том, что состав коллекции работ Давида Бурлюка во втором «Салоне» становится понятным, если учесть, что Бурлюк приехал в Одессу получить диплом и был принят сразу в пятый художественный класс. Были представлены произведения разных лет с датировкой каждой картины, что не практиковалось ранее в «Салонах». «Фактически – персональная выставка к экзаменам!» – пишет С.З. Лущик.

А вот что пишет в своих воспоминаниях сам Давид Бурлюк:

«В 1904 году лето мы живем в Херсоне и один месяц в Алешках. <…> Работаем здесь: я, Владимир, Людмила и наша матушка, в четыре кисти… Без конца… Неустанно пишу портреты со своей матушки. По целым дням пишу пейзажи: это лето 1905 года должно быть отмечено созданием ряда уже доведенных до известного выявления «законченности» пейзажей Украины. Позже с выставки в Одессе «2-й Салон Издебского» 1911 года большинство работ этих было продано.

Это время в моей живописи отмечено отчаянным реализмом. Каждая веточка, сучочек, травка – все выписано».

И действительно, Бурлюк был одним из самых продаваемых авторов второго «Салона». 26.02.1911 г. «Одесские новости» писали: «Несмотря на явное недружелюбие, питаемое большой публикой к новому искусству, картины левых художников, выставленные в «Салоне», очень бойко продаются». Среди приобретенных названы 9 работ Давида Бурлюка. Продан был даже вызвавший столько шума портрет Владимира Издебского работы Владимира Бурлюка. Вообще, успех второго «Салона» превзошел все ожидания – выставку посетило более трех тысяч человек. «Распроданы почти все картины Давида Бурлюка», – писал «Одесский листок» 11 марта 1911 года.

Давид Бурлюк принимал также участие в организованном Владимиром Издебским публичном диспуте «Новое искусство, его проблемы, душа, техника и будущее». Диспут состоялся в зале

«Унион» на Троицкой, 43. Собственно говоря, Бурлюк принял участие в прениях, так как основными докладчиками были доктор философии А.М. Гринбаум («К философии современного искусства») и сам Владимир Издебский («Новое солнце» (от академизма к импрессионизму)). Вот что писали одесские газеты о прошедшем вечере:

«Вчера, в зале «Унион» <…> раскололся на две половины: пасмурную – лекции А.М. Гринбаума <…> и В. Издебского <…> и оживленную – словопрения, в которых приняли участие: гг. Бурлюк, Гершенфельд, Инбер, Нилус и Пильский» («Одесский листок», 02.04.1911).

«В прениях приняли участие Д. Бурлюк, М. Гершенфельд, Н. Инбер, П. Нилус и П. Пильский. Они не имели вида диспута, а походили скорее на ряд самостоятельных лекций <…> Г-н Издебский отказался их резюмировать» («Одесские новости», 02.04.1911).

О приятельских отношениях Бурлюков и Владимира Издебского можно судить по ряду моментов. Во-первых, к началу первого «Салона» Владимир Издебский уже владел работами Давида Бурлюка – под № 69 в каталоге работа «Лето» значится как собственность В. Издебского. Во-вторых, на втором «Салоне» сам Издебский представил скульптурный портрет Давида Бурлюка, а Владимир Бурлюк представил портрет Издебского, наделавший немало шуму и известный нам сегодня по шаржам И. Гохмана и Mad (Михаила Александровича Дризо). Сам Бурлюк пишет: «В 1909 году осенью я принял участие на выставке Издебского «Салон»; я здесь приобщился плечо к плечу к лучшим мастерам, привезенным моим старым, еще из Мюнхена, знакомым из Парижа».

Эти приятельские отношения Бурлюка с Издебским были несколько омрачены эпизодом невозврата картин после второго «Салона». Дело в том, что еще по результатам первого «Салона» Издебский понес убытки, и по результатам второго они только усугубились. Еще 9 октября 1910 года Василий Кандинский, который был тогда в Одессе, писал Габриэле Мюнтер: «Ко мне завтра придут Издебский и Давид Бурлюк. Издебский задолжал за первый «Салон» 4000 рублей и теперь живет более чем скромно». А 30 ноября 1910 года Кандинский уже писал Мюнтер о том, что на ряд работ с «Салона» был наложен арест, чтобы покрыть долги. Сам Бурлюк в один и тот же день 27 августа 1911 года писал Кандинскому и Николаю Кульбину об этом: «В.А. Издебский возбудил против себя сильно русских художников: не отдает до сих пор работ» (Кандинскому), и «Издебский бежал из Одессы: писал, что за границей, я думаю, жид врет: где-либо в Бердичеве. <…> Я своих работ, к своему сожалению, не могу получить» (Кульбину). Этот антисемитский пассаж (притом, что Издебский был католиком) крайне неприятен в устах Бурлюка, который сам, оказавшись в Америке, долго выдавал себя за еврея, пытаясь приспособиться к тамошней среде.

Через некоторое время не только Бурлюк, но и Владимир Издебский оказывается в Америке. Лично там они не общались, лишь несколько раз обменялись письмами. 16 июня 1955 года Издебский писал Бурлюку:

«Да, да, дорогой друг, Давид Давидович. Очень нехорошо, что я так долго не отвечал на письмо; но не надо забывать, что в мае месяце этого года пошел 75-й год моей очень сложной и запутанной жизни, и наступило время болезням всяким и прямо усталости в борьбе за жизнь. Да и работаю я над скульптурой очень много и порядком устаю. А сейчас еще увлекся живописью; лучше поздно, чем никогда, сказал турок, когда его посадили на кол. Вот и я взялся за письмо».

Далее Владимир Издебский вкратце описывает, где и когда состоялись «Салоны», и кто принимал в них участие, а в конце письма сожалеет о том, что Бурлюк не пришел на его первую выставку, состоявшуюся в Нью-Йорке. Видимо, в том первом письме от Бурлюка, на которое отвечал Издебский, Давид Давидович просил его восстановить информацию о «Салонах» – как мы понимаем, не зря, так как в 31 номере журнала «Color&Rhyme» (1956 год), который Давид и Маруся издавали в Америке, опубликован фрагмент из воспоминаний «Маяковский», в котором Бурлюк упоминает о «Салонах» Издебского: «Осенью 1909 г. в Одессе В.А. Издебский устроил выставку «Салон», которая позже была показана в Киеве и Петербурге. <…> Маленькая локальная выставка была устроена в Одессе в ноябре 1910 г. Я выставил 25 картин периодов 1905, 1906, 1908 гг. Кандинский представил 52 работы, многие из которых были еще в сюжетном стиле. Владимир Бурлюк уже писал в очень «продвинутой» манере. В это время я познакомился с Кандинским. Он был на шестнадцать лет старше (он – 1866 года, я – 1883-го)». Как видим, Давид Давидович ошибается не только в количестве представленных на выставку работ, но даже неправильно указывает год своего рождения. Такие ошибки встречаются в его воспоминаниях довольно часто. Собственно, в таком возрасте это простительно – сам Издебский в своем письме также сделал множество ошибок.

Бурлюк упоминает Издебского в своем письме к А. Розенбойму: «В 1909-10-11 и ранее 1907 г. участвовал в Одессе на выставках. (Вл. Издебский). Он жив и сейчас здесь в Нью-Йорке».

В ответ на письмо Издебского Бурлюк пишет ему уже 20 июня 1955 года: «…Мы были February, March на Кубе. Теперь там моя выставка 53 работы – написал их с 1-го января (1955) по 22 марта того (сего) года. <…> Выставка под покровительством правительства Кубы. Один друг из Москвы (1913) S.M. Vermel – все это организовал. Жизнь коротка – а друзей мало!..».

В другом письме от 14 июля 1955 года Бурлюк пишет Издебскому: «…Посылаю вам каталог моей выставки на Кубе: «Palacio Belles Artes». June 3-30… Устроитель ее (директор Вермель), мой друг из Москвы… С.М. Вермель – поэт, актер (ученик Мейерхольда), он выпустил книжку стихов с моими рисунками в Москве в 1914 году».

Как видим, от былых обид не осталось и следа.

Турне кубофутуристов

После окончания Одесского художественного училища Давид Бурлюк поступает в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, где знакомится и завязывает дружеские отношения с Владимиром Маяковским. Начавший писать стихи во многом благодаря влиянию Бурлюка, Маяковский очень быстро «расправляет плечи». Например, Игорь Северянин, с которым Бурлюк и Маяковский будут участвовать в «Первой Олимпиаде футуризма», писал в начале декабря 1913 г. поэту Вадиму Баяну (В.И. Сидоров): «Я на днях познакомился с поэтом Влад. Влад. Маяковским, и он – гений». В декабре 1913 года Давид Бурлюк, Василий Каменский и Владимир Маяковский начинают «гастроли кубофутуристов». После выступлений в Харькове, Симферополе, Севастополе и в Керчи (в Крыму вместе с ними выступали также Игорь Северянин и Вадим Баян) троица кубофутуристов приезжает в Одессу, где к ним присоединяется критик Петр Пильский. Благодаря стараниям Василия Каменского вечера футуристов в Одессе рекламировались уже с 11 января 1914 года. Основной приманкой для зрителей, жаждавших скандала и раскупивших все билеты, была раскрашенная в футуристическом стиле кассирша. Вот что писал «Одесский листок» 16 января 1914 года: «Уже давно вестибюль Русского театра не видал такого оживления, какое там царит со дня приезда футуристов. Здесь можно встретить представителей всех слоев общества: тут и приказчик, офицер, и чиновник, особенно мелькают студенческие фуражки. За кассой сидит футуристическая дама с позолоченным носом и губами. Щеки разрисованы какими-то каббалистическими фигурами. <…> И любуются – но как-то по-особенному – самым бесцеремонным образом подходят к кассе, заглядывают в лицо и отпускают самые рискованные остроты. Кассирша сидит с каким-то видом, как будто это ее совсем не касается».

15 января в Одессу приехали Каменский, Маяковский и Бурлюк, и все внимание переключилось на них. «Появление их на улицах города вызвало всеобщее отвращение, хотя толпы зевак и ходили за ними по пятам», – писал некто Гр. Ф. в статье «Футуристы в Одессе», опубликованной 16.01.1914 г. в газете «Вечерняя южная мысль». Оставим отвращение на совести Гр. Ф., но то, что футуристы вызвали всеобщий интерес, неоспоримо. Известна история о том, что когда наши герои зашли в один из одесских ресторанов, чтобы скрыться от внимания толпы, уже через несколько минут все столики в ресторане были заняты, после чего хозяин отказался брать с футуристов деньги за заказанное ими пиво.

В общем, на первом вечере 16 января 1914 года Русский театр был полон. «Вчера вся Одесса обчаялась, обужиналась, окалошилась, ошубилась, обиноклилась и врусскотеатрилась. Сбор был шаляпинский», – писал Незн. в заметке «На футуристах» («Одесские новости», 17.01.1914). Выступали по очереди: Петр Пильский со вступительным словом о футуризме и футуристах; Василий Каменский – с отповедью критикам футуризма и рассказом о достижениях футуристов в творчестве; Давид Бурлюк с лекцией о кубизме и футуризме, ретроспективой истории искусства от барбизонцев до новейших групп и течений в русском искусстве; и в конце – Владимир Маяковский с рассказом о достижениях футуризма. После этого Каменский, Бурлюк и Маяковский читали свои стихи.

Публика ждала скандала, однако скандала не было. «Городовые вынуждены были довольствоваться лишь зрительными и звуковыми впечатлениями», «Это был вечер клоунады и добродушного настроения», «А между тем ждали скандала. И публика разошлась с нескрываемой миной разочарования», – писали одесские газеты.

Особо репортеры отметили выполненный Владимиром Бурлюком кубистический портрет Петра Пильского – как раньше на втором «Салоне» портрет Владимира Издебского. Вот что писал Лери в заметке «Звуки дня. Футуристы» («Одесский листок», 17.01.1914):

«Особенный успех сам собою выпал на долю произведения самого лектора (Давида Бурлюка. – Е. Д.) и его не менее одаренного брата. Очень понравился портрет г. Пильского кисти Владимира Бурлюка. Писанный по-футуристски. Не кистью, брандспойтом. И изображавший не Пильского, а пирамиды под снегом. Очень удачный портрет».

Некто А. в статье «У «смеяльных смехачей» («Одесские новости», 17.01.1914) написал: «Гомерический хохот вызвало демонстрирование на экране кучи треугольников, долженствовавших изобразить «портрет Петра Пильского». – Узнаю дорогие черты, – шутит за кулисами артистка Кузнецова. И закулисная публика заливается от хохота…».

Второе выступление кубофутуристов, также состоявшееся в Русском театре 19 января, вызвало куда меньший интерес.

С пребыванием Маяковского и Бурлюка в Одессе связан один из интереснейших романтических эпизодов в жизни Маяковского – его увлечение Марией Денисовой, вылившееся в известные теперь уже всем строки «Это было, было в Одессе…» поэмы «Облако в штанах». И вот тут интересное свидетельство Давида Бурлюка из его письма к Александру Розенбойму, которое я уже цитировал выше:

«В 1913 г. в Одессе выступления с Петром Пильским и Володя имел свой роман с Марией – младшая-бедная сестра Катерины, жены румынского помещика. Я ее (Катерину) знал в 1906 г. в Харькове – они были богатые люди, и художник Митрофан Семенович Федоров писал ее портреты. Мария и Катя приезжали в Москву в 1915 год апрель. Я их тогда не видел, так как у нас родился 11 апреля младший сын Никифор Давидович. Фамилию Марии и Кати ее старшей сестры – я записал в своем манускрипте «Романы Маяковского».

Николай Бурлюк

Из трех братьев только Николай не увлекся живописью. Вот что писала о нем Людмила в воспоминаниях «Фрагменты семейной хроники», опубликованных в 48 номере журнала «Color& Rhyme»: «Родился в 1889 году. Обладал огромным поэтическим талантом. Он никогда не брал в руки карандаш или кисть. Отец Бурлюков любил говорить, что Коля тем хорош, что его одежда никогда не будет в пятнах от масляных красок».

Долгие годы дата и место смерти Николая оставались неизвестными. В книге «Давид Бурлюк в Америке» Ноберт Евдаев приводит информацию о братьях и сестрах Бурлюк, собранную из «различных писем, по записям бесед с внучкой Бурлюка Мэри Клер и статьям из различных номеров журналов «Color&Rhyme». Вот что он пишет о Николае Бурлюке:

«Он был очень образованным юношей. Был призван в армию в 1916 году. Воевал на румынском фронте. Людмила Иосифовна, мать Николая, всегда ждала Колю с фронта. Он вернулся в 1920 году в Херсон. По настоянию матери женился на Саше Сербиновой, и у них родился сын Николай. Осенью 1922 года Николая Давидовича Бурлюка нашли убитым в Херсоне». Сам Давид Давидович в разных письмах также упоминал разные предполагаемые даты смерти Николая.

Не так давно искусствовед Андрей Крусанов, автор великолепного четырехтомника «Русский футуризм», расставил в этом вопросе все точки над «i», обнаружив в архивах Службы безопасности Украины обвинительное заключение по делу Николая Давидовича Бурлюка. Из обвинительного заключения мы узнаем, что после окончания в 1914 физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета Николай Бурлюк некоторое время учился в Москве, а затем, уже в 1916 году, был мобилизован на правах вольноопределяющегося, служил в электротехническом батальоне. 15 июля 1917 года он окончил школу инженерных прапорщиков, после чего отправлен на Русский <Румынский?> фронт и в 9 радиодивизионе исполнял сначала обязанности помощника начальника учебной команды, а затем и сам стал начальником полевой радиотелеграфной учебной школы. В начале ноября 1917 года Николай едет в Россию и привозит свою мать в Румынию, в город Вотушаны <Ботошани?>. В январе 1918 года ввиду разоружения дивизиона белыми добровольцами на ст. Сокола Николай Бурлюк уезжает в Кишинев, в Радио (?) Румынского фронта, и в том же январе 1918 года поступает в Кишиневскую земуправу и уезжает в Измаил уездным представителем министерства земледелия Молдавской республики. В марте 1918 года он уходит в запас и продолжает служить в Управлении земледелия до июня 1918 года. После чего через Одессу едет на жительство в Херсон, где устраивается чернорабочим завода Вадон, затем помощником табельщика, и в начале августа 1918 года уезжает в имение Скадовского (Белозерка Херсонской губернии), где служит приказчиком и неофициально исполняет обязанности помощника управляющего. В ноябре 1918-го по объявленной гетманом Украины Павлом Скоропадским мобилизации Николай Бурлюк является как офицер и направляется в Одессу, в радиодивизион, где от гетмана переходит к Петлюре, затем в начале декабря 1918 года – к белым, а в апреле 1919 года остается в Одессе и служит до мая при Красной Армии, после чего переходит на службу в морскую пограничную стражу. Уже в июне 1919 года он освобождается от службы как агроном и уезжает в Херсон, а затем в село Веревчино к родным. С июня до августа живет в деревне, но затем уезжает в Алешки (уездный город Таврической губернии Днепровского уезда) для подыскания службы учителя, дабы не попасть в ряды белых. Тем не менее, по объявленной белыми мобилизации является как офицер, за службу в Красной Армии преследуется, понижается в чине до рядового и отправляется на фронт против Махно, где служит рядовым телефонистом. После наступления Красной Армии в декабре Николай убегает от белых через Мелитополь и Алешки в Херсон, затем в Голую Пристань и там скрывается в больнице до декабря 1920 года.

Считая, что гражданская война закончена, Николай Бурлюк сам является в комиссариат для учета как бывший офицер. Несмотря на то, что Николай служил в радиодивизионе, и совершенно очевидно, что главной его целью было как можно скорее вернуться к мирной жизни, более того, он служил и в Красной Армии, Чрезвычайная тройка принимает решение расстрелять его как шпиона армии Врангеля, и «желая скорее очистить Р.С.Ф.С.Р. от лиц подозрительных, кои в любой момент свое оружие MOГУТ поднять для подавления власти рабочих и крестьян».

Такие приговоры выносила та самая советская власть, власть рабочих и крестьян, о которой и сегодня многие вспоминают с умилением и ностальгией.

К счастью, после Николая остались его стихи. В 2002 году в серии «Новая библиотека поэта» под редакцией С. Красицкого вышла книга стихов Давида и Николая Бурлюков, куда вошли все стихотворения Николая, опубликованные в футуристических альманахах с 1910 по 1915 год.

Два визита в Давида и Маруси Бурлюк в СССР, воспоминания и встречи с одесситами

В коллекции Е.М. Голубовского есть открытка, отправленная 1 декабря 1955 года Давидом Бурлюком одесситу Семену Кирсанову, проживавшему тогда по адресу: Москва, Лаврушенский переулок, дом 17/19, кв.22. Бурлюк пишет: «Дорогой друг. <…> Мы хотим май, июнь, июль прожить и пописать (реальный стиль, «лубок») на нашей родине. Я могу иметь на двоих в СССР – 10 дол. в день – что у нас здесь достаточно, но как быть с этими долларами в СССР? Дорогие: Кирсанов, Шкловский, Асеев – думайте! Love – David Marussya Burliuk».

Эта открытка во многом является знаковой. Давид Давидович много лет хотел попасть на родину и рассчитывал на взаимность – заслуг хватало. И среди этих заслуг – не только открытие Маяковского как поэта. За много лет жизни в Америке Бурлюк ни разу не высказался негативно о советской власти. Скажу больше – именно в США он написал и издал поэмы «Десятый октябрь» с портретом Ленина в виде иллюстрации и «Максим Горький». Благодаря Бурлюку в нью-йоркской газете «Русский голос» печатались Илья Эренбург и Луначарский, Бонч-Бруевич и тот же Горький. Вообще, Бурлюк регулярно писал на страницах «Русского голоса» о Советском Союзе – печатал отчеты о достижениях в области промышленности, сельского хозяйства, науки и искусства; писал o спасении челюскинцев, открытии Днепрогэса, перелете через океан советских летчиков и о многих других событиях, происходящих в СССР.

Но «советские» не торопились ни с визой, ни с приглашением – все-таки эмигрант, два брата служили в царской армии, живет в стране загнивающего капитализма… А Бурлюк не оставлял попыток – и они в конце концов увенчались успехом. Лиля Брик, Василий Катанян и Семен Кирсанов добились-таки приглашения в СССР для Давида и Маруси.

29 марта 1956 года они отплыли из Нью-Йорка в Норвегию на океанском лайнере «Ставангер Фиорд». 10 апреля в 10 часов утра – Бурлюки были в Осло – им позвонили из «Американ Экспресс» и соединили с Семеном Кирсановым. Он сказал им, что семью Бурлюков официально принимает Союз писателей. А в 5 вечера того же дня в гостиничный номер принесли радиограмму, подписанную Лилей Брик. Лиля Юрьевна также писала о том, что они наконец получили возможность посетить страну своих предков и друзей.

Из Осло Бурлюки отправились в Стокгольм, где в советском консульстве им выдали визу на въезд в СССР и разрешение находиться там 60 дней. Через Турку Давид и Маруся добрались в Хельсинки, где сели в поезд до Москвы. Давид Бурлюк писал в своем дневнике: «Мы смогли осилить стоимость только «плацкарта», но, войдя в вагон, мы узнали, что проводник уже получил специальное указание поместить нас в первый класс. Доллар в России обесценен. Обменный курс очень невыгоден. Требуется 60-100 долларов в день на скромное проживание. На такие расходы мы не рассчитывали, и если бы не приглашение быть почетными гостями Союза писателей России, взявшими все расходы по нашему пребыванию на себя, мы бы не потянули эту поездку». 28 апреля на Ленинградском вокзале их встречали Лиля Брик, Василий Катанян, Семен Кирсанов, Николай Асеев и другие. Все они являлись членами специально созданной комиссии Союза писателей по приему Бурлюков в России. Теперь в течение 60 дней Бурлюки могли не думать о расходах – помните 10 долларов в день? Все было для них организовано и оплачено. Бурлюков поселили в гостинице «Москва» в номере люкс.

В дороге Бурлюки вели по обыкновению дневник, во многом благодаря которому мы знаем сейчас о подробностях их поездки. Давид Давидович вспоминал апрель 1917 года, когда он был приглашен Максимом Горьким на прием в петербургский ресторан. Вот что он пишет: «В этот же вечер был дан прием в старинном ресторане «Донон», существовавшем еще со времен Петра Великого. На столе были яства, как на самых лучших приемах, французская кухня и дорогие вина. Прием был платный. Большой и давний мой друг, с которым я учился в Одесской художественной школе, Исаак Бродский (1884-1939), великий мастер, сидел рядом со мной. Первый художник, который написал мой портрет, был именно он, И. Бродский, и это было в 1901 году». Дальше Бурлюк пишет о том, что они с Бродским отправились в художественный салон мадам Добычиной, которая только что продала шесть работ Бурлюка Максиму Горькому. Там они оказались в компании Бориса Анисфельда, вышедшего из мастерской И.Е. Репина в Академии художеств. Интересно, что жизненный путь Анисфельда во многом напоминал судьбу Бурлюка. Оба они начали художественное образование в Одесской художественной школе, у одних учителей – Г.А. Ладыженского и К.К. Костанди. Когда началась революция, Борис Анисфельд с женой и дочерью уехали во Владивосток, Японию, а оттуда в США. Он проделал такой же путь, какой проделал Давид Бурлюк.

Московская программа была очень насыщенной. Бурлюки встречались с Робертом Фальком и Сергеем Коненковым, Мартиросом Сарьяном и Ильей Эренбургом, Корнеем Чуковским и Николаем Асеевым, но чаще всего с Василием Катаняном, Лилей Брик и Семеном Кирсановым. Интервью и заметки о них вышли в «Правде», «Огоньке» и других центральных изданиях. Это было прорывом после десятилетий молчания.

Свою первую работу маслом по приезду на родину Давид Бурлюк написал на подмосковной даче Семена Кирсанова. Взяв с собой этюдник, они с Марусей отправились пешком в ближайшую деревню, где обосновались на вспаханном поле. Прошло тридцать семь лет с того дня, когда Давид Давидович писал на родной земле – тогда это был Владивосток.

Стены дачи Кирсанова были увешаны живописью – среди работ были две картины Бурлюка периода 1910-х годов. А до этого Бурлюки побывали у Кирсанова дома. Вот что они записали в дневнике:

«Семен Кирсанов пригласил нас к себе на обед в квартиру в доме напротив Третьяковской галереи. В этом доме жило много известных писателей. Его жена, которую он нежно называл Раинька, выглядела намного моложе Семена. Белолицая, голубоглазая, с прямой точеной фигурой, как стрела, заявила, что диету не соблюдает. Она оказалась известной спортсменкой – бегуньей. Она также чемпионка спортивного общества «Наука» по теннису.

Кирсанов пригласил нас в комнату, где на стене висит японский пейзаж Бурлюка. «Здесь, под этим пейзажем, на этом диване родился мой сын 18 лет тому назад. Мать заплатила жизнью за его рождение. Раинька моя вторая жена. Мы прожили с ней 16 лет. Я купил Ваш японский пейзаж у вдовы Петрова, который был инспектором Московской консерватории и был другом Ларионова. Он слыл гурманом и накрывал шикарные обеды для художников, после того как получал от них в подарок картины. Вашу картину «Березки» я купил в антикварном магазине».

14 мая по программе Союза писателей Давид и Маруся на двухмоторном самолете вылетели в Крым. В полдень они приземлились в Харькове, родном городе Бурлюка, откуда добрались до Симферополя. В поездке их сопровождала секретарь Надежда Ивановна Нечаева, которая хорошо владела английским и французским языками. Конечно же, она была приставлена к Бурлюкам компетентными органами.

В 40-м номере журнала «Color&Rhyme» (1959 г.) Бурлюк писал: «Теперь, через 55 лет, вместе с моей дорогой Марусей я возвратился сюда как завоеватель жизни, почетный гость, расходы по путешествию которого все оплачены, чтобы осваивать красоты моего любимого Крыма. Я прибыл сюда со своим «секретарем», проживаю первым классом, со всем воображаемым комфортом».

Давид Бурлюк в КрымуДавид Бурлюк в КрымуВ Крыму Давид Давидович, как обычно, много работал, много путешествовал и много общался. Помимо многочисленных рисунков он написал около двадцати больших полотен. Они с Марусей побывали в бывшем имении Константина Коровина в Гурзуфе, ставшем Домом творчества художников; в доме Максимилиана Волошина, ставшем Домом творчества писателей. В моей коллекции есть фотография из Гурзуфа – Бурлюк набрасывает что-то на картоне на фоне радостно позирующих художников и детей.

Бурлюки познакомились в Крыму более чем с тридцатью художниками и скульпторами. Одним из них был Николай Лукич Савицкий, окончивший Одесское художественное училище. Бурлюки записали в дневнике, что визит в домстудию Николая Лукича Савицкого завершился тем, что Николай Лукич и Лидия Ивановна Савицкие подарили им одну из его очаровательных майолик – скульптуру «Гитарист» (которая сейчас находится в коллекции вдовы Давида Бурлюка-младшего в ЛонгАйленде). «Николай Лукич Савицкий прославил себя, создав известную скульптуру горного орла, водруженного на одной из саблеобразных вершин крымских гор. Это могучая бронзовая птица-монумент, символ победы героической русской армии во второй мировой войне», – писал Бурлюк. Скульптура Савицкого «На защите СССР» репродуцирована в 41-м номере «Color&Rhyme».

Сын Николая Лукича, Игорь Николаевич Савицкий, руководивший недавно Одесским художественным училищем, помнит эту встречу. Бурлюки пробыли у них около двух часов, Давид Давидович хотел даже написать портрет Лидии Ивановны, но не успел. Майолика, скорее всего, не «Гитарист», а «Бандурист». Бурлюк говорил тогда ему, что нужно заниматься искусством, идти по стопам отца; когда «секретарь» Надежда вышла из комнаты, посмеялся над «трогательной» заботой компетентных органов – неужели ему, выросшему в России, нужен переводчик? Бронзовые орлы работы Николая Лукича установлены в Крыму в трех местах – на вершине скалы напротив Ласточкиного гнезда, у водопада Учан-Су и при въезде в Ялту.

Обратный путь в Москву Бурлюки проделали на машине – Маруся уговорила Надежду и через нее руководство Союза писателей. Ехали по маршруту Алушта – Симферополь – Москва, по пути заехали в Маячку, ту самую знаменитую Чернянку, где большая семья Бурлюков провела шесть счастливых лет.

26 июня Бурлюки покинули Советский Союз и на теплоходе «Кунсхолм» из Гетеборга отплыли в Нью-Йорк. За время пребывания в СССР Давид Давидович помимо большого числа крымских и подмосковных пейзажей написал портреты Лили Брик, Майи Плисецкой и два портрета Николая Черкасова.

Давид и Маруся были в СССР еще раз – в 1965 году, и тоже по приглашению Союза писателей. Дневниковых записей об этой поездке не осталось. Возможно, причиной тому был возраст – Давиду Давидовичу было уже 83. Известно только, что в этот приезд Бурлюк пытался обменять свои старые работы, хранящиеся в советских музеях, на новые, но ему фактически отказали, предложив взамен принять советское гражданство.

Давид и Людмила в 1962 году в ПрагеДавид и Людмила в 1962 году в ПрагеЗаезжали ли Бурлюки в Одессу во время своих визитов в СССР, – до сих пор остается загадкой. Скорее всего, нет – в их дневниках нет об этом никаких упоминаний, и попасть в наш город они могли лишь на обратном пути из Крыма, на автомобиле. То, что об этом нигде не упоминается, – нормально, так как такое отклонение от курса не могло быть одобрено властями, плотно курировавшими все перемещения Бурлюков.

21 октября 1969 года живший в Тамбове Николай Алексеевич Никифоров, известный исследователь творчества Бурлюка, ответил Евгению Михайловичу Голубовскому на письмо с вопросами о пребывании Давида Давидовича в Одессе во время его визитов в СССР, состоявшихся в 1956 и 1965 годах. Вот что пишет Никифоров:

«Давид Давидович мне рассказывал, что он бывал в Одессе… Я в 1969 году помог сотруднику обл. музея Одессы (речь идет об Историко-краеведческом музее) установить переписку с Д. Д., но он почему-то прислал мне письмо в просьбой, чтобы я написал Д. Д. – не писать ему (?). Вот фамилию его не помню – а Бурлюк написал в музей: когда он был и с кем в Одессе!»

Так что вопрос пока остается открытым. Одно известно наверняка – попасть в Одессу Давид Бурлюк очень хотел. Вот что он пишет в письме Н.А. Никифорову (12.06.1959): «Америк. газеты полны объявлениями о турах в СССР. <…> За 1000 дол. (2000 для двоих) можно в октябре 30 дней пароходом, с заходом в Португалию, Испанию, Африку (Сев.), Италию, Египет, Израиль, Грецию, Турцию, попасть в Ялту, Одессу (!). <…> Пожалуй, в 1960 г. побываем на Родине».

Работы Бурлюков в одесских музеях

К сожалению, в Одесском художественном музее ни одной работы Бурлюков не сохранилось. В Ильичевске, в Музее изобразительных искусств имени А. Белого, хранится отличная работа Давида Бурлюка «Весна. Сирень», датированная 1907 годом. Эта работа находилась ранее в коллекции самого Александра Моисеевича. И сегодня в частных коллекциях одесситов есть немало работ Бурлюка. К сожалению, широкая публика познакомиться с ними не может – возможно, уместной стала бы выставка его работ из частных коллекций, организованная одним из одесских музеев.

Давида Бурлюка не случайно назвали «отцом русского футуризма». Именно его талант, энергия, страстная любовь к искусству стали той движущей силой, которая позволила новому русскому искусству пробиться и выйти в авангард художественной жизни не только России, но и Европы. Новое увлекало его, служению искусству он посвятил всю свою жизнь.

«Вот три Бурлюка… – пишет Давид Давидович в воспоминаниях. – Что связывает их в один общий тип? Упрямство, характер, стремление овладеть раз намеченным. Во всю свою жизнь в себе я чуял эти же черты… Но было упрямство мое направлено к преодолению старого изжитого вкуса и к проповеди, к введению в жизнь нового искусства, дикой красоты».